Козлоногий Бог

Хью мысленно вернулся к той ночи в косоглазой кровати со старой периной в ветхом заведении Джелкса, где он впервые призвал Пана и начал всю эту историю. Возможно ли было повторить это действо еще раз? Какое слово силы призывало бога? Какие слова силы призывают любого бога, кроме слов благоговения перед ним? Призывает сердце, а не язык. Вознесите сердце свое к Господу и забудьте о других действиях, будь то Адонаи или Адонис. Когда Хью позволил себе принять Священное Право, данное ему Природой, он весьма эффективно призвал Пана. Всякий раз, когда он обновлял это позволение, Пан отвечал ему. Каждый раз, когда его охватывали сомнения в святости естественных вещей, Бог исчезал. Когда он поцеловал Мону, просто потому что он был мужчиной, а она была женщиной, она не стала сопротивляться, как будто бы что-то глубоко внутри нее признало его право на это; но когда он вел себя по отношению к ней как джентльмен, она держала его на расстоянии вытянутой руки и не находила в нем ничего привлекательного. Существует жизнь за пределами личности, которая использует личности как маски. Бывают времена, когда жизнь снимает эти маски и глубокие порывы вырываются наружу. Если за личностью не будет стоять никаких изначальных жизненных сил, то самая прекрасная маска останется безжизненной. Это причина, по которой распадаются некоторые браки, ибо мужчина женится на маске или женщина вступает в союз с тенью. Алкоголь, любовь и сражения — вот три великих опьянения, и различные ведомства устанавливают свой «возраст трезвости» для каждого из них. И в лучшем случае алкоголь может только дополнить любовь и сражения, но он никогда не сможет заменить их целиком. Целомудренные и кроткие найдут на дне своих чашек лишь еще большую сентиментальность; Диониссийское опьянение им познать не дано.

Хью почувствовал, что когда он сделал то, что Амброзиус всегда хотел сделать, но так и не сумел — обнять суккубу — та сила в нем, которую он называл Амброзиусом, нашла канал для выхода, и неупокоенный монах больше не будет приходить. Хью сделал то, что всегда хотел сделать Амброзиус — или завершил то, что Амброзиус заставил его завершить, смотря с какой стороны на это посмотреть; он ухватил нить своего собственного прошлого и та часть его самого, которая представляла Амброзиуса, была интегрирована в его личность. Вне зависимости от того, какие термины он использовал, в нем произошла перемена и он это прекрасно осознавал. В свете этого факта никакие термины не имели значения.

Амброзиус начался с фантазии, которая захватила все его воображение; потом он проник в полу-реальный мир ночных сновидений; а на основе сновидений Хью создал абсолютно субъективную картину дневных грез наяву; и во всех этих грезах Амброзиус отражался со странной реалистичностью иллюзии сумасшедшего. Где должна была быть проведена граница между всеми этими вещами, и какой была роль сознательно созданных грез наяву в этом деле? Что именно заставило субъективную фантазию перейти границу и ради каких-то практических целей объективизироваться? Этого он не знал, как не знал и того, каким образом маятник и шестеренки часов соотносятся с четвертым измерением — более того, до тех пор, пока он видел отраженное на циферблате время и мог успеть вовремя на свой поезд, его это нисколько не волновало. Теперь он со всей ясностью осознал, как осознавал все это время в глубине своей души, чьей была та бархатистая мускулистая женская спина, которая не принадлежала его жене и появление которой в его сне положило начало всем этим странным событиям — она была спиной женщины, которой в реальной жизни он был не нужен, но которая в субъективной реальности отозвалась на его зов. Так какой же должна была быть тогда сила грез наяву во всем этом деле? Могла ли она, будучи выпущенной наружу, как-то влиять на других людей? Если телепатия действительно существовала, то, возможно, могла.

Хью выпрямился и, откинув с лица свой капюшон, взглянул проблеме в лицо. Он знал, чего он хотел, но не знал, имел ли он на это право. Но как, в конце концов, можно было приготовить заварной крем, не разбив предварительно яиц? Огромная разница между языческим и христианским отношением к проблеме заключалась в том, что последнее использовало вместо яиц концентрированный порошок.

На ощупь спустившись по истертой винтовой лестнице в сгущающихся сумерках, он пошел через галереи к жилому дому, совершенно забыв о том, что на нем все еще было монашеское одеяние. Когда он шел через внутренний двор, в темноте раздался полный ужаса вопль и он увидел, что Билл, спасая свою жизнь, убежал вниз по дороге, а вслед за ним, словно заяц, унеслась и Лиззи. Они встретились со знаменитым призраком Монашеской Фермы. Хью почувствовал угрызения совести, ведь он расстроил Моне все ее домашние дела. Однако Элевсинские Мистерии не приветствовали присутствия посторонних. «Hekas, hekas, este bibeloi![50] Держитесь подальше от нас, о вы, профаны» — так что, возможно, это было к лучшему.