Козлоногий Бог

Он мог видеть по лицу Моны, когда вошел в гостиную, насколько сильно она волновалась. Она сделала для него чай и он выпил его с чувством огромного облегчения, ибо он помнил высказывание Джелкса о том, что нет ничего лучше еды, для того чтобы остановить психизм.

Было здорово лежать в глубоком кресле, вытянув ноги к огню, со стоящей рядом чашкой чая и сигаретой в зубах. В какой-то момент Греция и Амброзиус начали казаться ему чем-то безмерно далеким. Но боги обидчивы, и он знал, что если сойдет сейчас с пути, то найти его снова будет не так-то просто. Он не должен был терять сосредоточенности. Теперь он понимал, почему Джелкс говорил, что оккультисты должны усиленно тренироваться в концентрации внимания.

— Мона, — спросил он. — Ты читала «Короля Зерна и Королеву Весны»?

— Да.

— Какое значение имел ритуал на распаханном поле, ну кроме очевидного, естественно?

— Это был способ связи с силами, стоящими за землей и солнцем.

— Он связывал с ними тех, кто принимал в нем участие, или всю общину?

— И тех, и других, я полагаю. Принимающие участие в ритуале не смогли бы соединить с этими силами всю общину, пока сперва не соединятся с ними сами.

— Я понял.

— Это было сакральное действо. «Внешнее и видимое проявление внутренней и духовной благодати».

— Забавно, — сказал Хью, — Христиане видят таинство в уходе из жизни, язычники же считали таинством процесс ее зарождения.

— Возможно, это оказалось бы двумя сторонами одной монеты, узнай мы правду об этих церемониях, — ответила Мона.

— Мы никогда не узнаем правды, — сказал Хью. — Потому что они всегда впиваются друг другу в глотки, едва заприметив поблизости. Очень жаль, ибо мы нуждаемся в обеих религиях, во всяком случае я. Используя знания лишь одной из них, невозможно достичь полного раскрепощения, как бы мне этого ни хотелось. Можно только закончить свою жизнь в петле. В этом слабое место фрейдизма.

Внимательно наблюдая за ним, Мона заметила, что в нем произошли серьезные перемены.

— Ты ведь прочла много книг по психологии, Мона?

— Да, довольно много. Одно время это было мне очень интересно. Потом я от этого устала, потому как психология, похоже, совершенно ничего не дает.

— Я кое-что читал и часто наблюдал некоторые вещи на практике. Психология была модной в наших кругах, когда только появилась. Насколько я мог судить, либо не происходило вообще ничего, либо в процессе ты подскакивал, как ракета, и снова плюхался с грохотом вниз, как палка. Какая мне польза от осознания того, что я мечтал убить своего отца, если он умер естественной смертью двадцать лет назад? Или что у меня была фиксация на матери, когда лучше всего подход к ней находили Аллен и Хэнбери[51], и я не мог надрать им задницы и достучаться до нее. Или что я страдаю от подавления своих желаний — ох, ладно, об этом мы не будем. Как бы то ни было, мне больше не нужно подавлять своих желаний. Нет, Мона, все это полная чушь. Существует нечто намного большее, чем это. Я с радостью вручу тебе Фрейда и никогда не попрошу вернуть его обратно. Я думаю, что лучшее, что я могу сейчас сделать, это вернуться к своей изначальной идее инвокации Пана; если сквозь меня пройдет большой поток жизненной энергии, то он смоет все мои внутренние ограничения.

— Разве ты когда-нибудь отказывался от своей первоначальной идеи?

— Ну, мы не особенно преуспели в ее осуществлении за последнее время, не так ли? С твоим бронхитом, мистером Пинкером и всем остальным.

— Хью, ты никогда от нее не отказывался. Стоит тебе только подумать о Пане, как ты тут же проваливаешься в собственное бессознательное и идешь по следам Амброзиуса.

— Я обнаружил его следы, когда приехал сюда, Мона. Не могу сказать, что это заслуга Пана.

— Но почему ты вообще приехал туда, где нашел Амброзиуса?

— Бог его знает. По чистой случайности, я полагаю.

— Существует ли на свете такая вещь, как чистая случайность? Или все подчиняется закону причины и следствия? В любом случае, это было очень кстати.

— Конечно, было. Но знаешь, мне кажется, что я разобрался с Амброзиусом. Мне кажется, я его поглотил. Не думаю, что он снова начнет здесь разгуливать. Понимаешь, я узнал, что он хотел сделать, и решил пойти и осуществить это, и тогда он успокоился. Теперь он будет мирно покоиться в своей могиле. Лучший способ успокоить призраков подсознания, Мона — это выполнить их последние желания.

Мона сидела молча, глядя в огонь и гадая, что же будет происходить дальше и имеет ли Хью хоть какое-то представление о том, к чему он идет. Наконец, она спросила:

— С чего ты предлагаешь начать?

— Если бы я знал. Я должен нащупать дорогу. Сначала нам нужно реализовать наш изначальный замысел и оборудовать себе местечко в духе Дез Эссента. Я не чувствовал в себе сил справиться с этим раньше; и я не знал, почему. Но теперь я отлично с этим справлюсь и я хотел бы двигаться дальше.

— Ты хочешь, чтобы я начала собирать для тебя вещицы в стиле эпохи Тюдоров?

— Нет, не хочу, я не хочу попасть во времена Амброзиуса. Мне нужно то, что было до Амброзиуса.

— Греческие вещицы будут кошмарно смотреться в этих стенах, Хью.