Козлоногий Бог

Это очень удивило Хью. Он ожидал взаимного смущения, которое могло бы быть сглажено взаимной же вежливостью; но он никак не ожидал, что его сделают изгоем эти паршивые стариканы, давно не имевшие статуса, которые должны были чувствовать себя виноватыми. Дьявол вселился в Хью, и он намеренно вспомнил об Амброзиусе; и когда он это сделал, то заметил, как на лицах старых джентльменов появилось испуганное выражение, хотя они и старались не смотреть на него. Хью пристально смотрел на своего дядюшку, наблюдая за тем, как лицо его меняет цвет с ярко-красного на пурпурный. Никто так и не заговорил с ним. Правда, теперь они бы вероятно и не смогли этого сделать, даже если бы захотели.

Хью сам нарушил молчание.

— Вы ведете себя так, как если бы это я соблазнил вашу племянницу, — сказал он, резко развернувшись и направившись к выходу.

Он зашел в уборную, чтобы умыть лицо, и все еще стоял, склонившись над раковиной, когда услышал, как некто позади него ледяным тоном произнес его имя, и повернувшись, увидел своего деверя, мужа своей младшей сестры. Этот деверь был тем немногим, что семья Хью приобрела благодаря его женитьбе; он женился на самой младшей дочери в полной уверенности, что Хью как-нибудь их обеспечит, и Хью добросовестно это делал. В благодарность Роберт присоединился к звучавшему со всех сторон общему хору голосов, поучающих и оскорбляющих Хью.

— То, как ты повел себя сейчас в курилке, было ужасно, Хью!

— Правда? — спросил Хью, засунув руки по струю воды.

— Что заставило тебя так поступить?

— Дьявол, наверное.

— Тебе правда кажется, что ты одержим дьяволом?

— Не удивлюсь, если это так. Но даже если я и одержим, у вас не выйдет признать меня невменяемым. Я написал генеральную доверенность.

— Ты хочешь со мной поругаться?

— Нет, не особо. Можешь быть спокоен. Я буду вполне счастлив, если больше вообще не увижу никого из вас.

— Это оскорбление!

— Ну, если ты будешь с таким упорством раздавать непрошеные советы, то не удивительно, что ты будешь получать за это по носу.

— Мой дорогой Хью!

— Для тебя я не дорогой Хью. Ты меня на дух не переносишь, и ты прекрасно это знаешь.

— Ну, если тебе интересно мое мнение...

— Не интересно, — отрезал Хью.

— ...то теперь теперь тебе остается сделать только одну вещь, а именно выйти из клуба, и после этого, что в твоих же собственных интересах, отправиться подлечиться.

— Естественно, я выйду из клуба, мне от него нет никакой пользы. А потом еще и отзову все свои поручительства.

— Что ты имеешь в виду?

— А ты разве не знаешь, что я выступил поручителем по банковскому счету на случай превышения лимита?

— Нет, я не знал.

— Я так и думал. Я думаю, что отзову и некоторые другие поручительства и соглашения, раз уж придется этим заниматься. Я устал бесконечно платить волынщику, не имея возможности заказывать музыку.

Он выпрямился и, бросив в корзину кусок туалетной бумаги, посмотрел на Роберта. Его лицо приобрело то же испуганное выражение, которое читалось и на лице старого джентльмена в комнате для курения. Он внезапно забыл о своем высокомерии и сам стал похож на использованный кусок бумаги. Затем Хью развернулся и пошел прочь. Он был уверен, что задействовал всю свою волю, чтобы идти как можно медленнее.

На клочке бумаги Хью нацарапал заявление о выходе из клуба и бросил его на стол секретарю; попрощался с портье, который тоже выглядел испуганным, сел в машину и отправился в Мэрилебон.

Услышав звон колокольчика, старый книготорговец вышел из-за потрепанной занавески точно также, как и в ту недавнюю ночь, что стала поворотной точкой в жизненной истории Хью.

Хью прошел во внутреннюю комнату, не став ждать приглашения. Это место было ему куда более родным, нежели клуб.

— Не угостишь меня чашечкой чая, Ти Джей? — спросил он, и они вели непринужденный разговор ни о чем, пока Джелкс выуживал чашку из кучи грязной посуды и отмывал ее.

Поставив чайник на каминную полку, Хью перешел к делу.

— Дядя Джелкс, — начал он, — Я собираюсь соблазнить Мону.

— Святый Боже! — воскликнул Джелкс.

— Ну, она не хочет выходить за меня, так что мне не остается ничего другого. Подскажи, как мне лучше это сделать.

— В тебя вселился дьявол, Хью Пастон?

— Это уже второй раз за сегодня, когда меня спрашивают об этом. Так одержим ли я дьяволом или я просто начал становиться самим собой?

Джелкс осторожно потер свой нос.

— Кто тебя спрашивал, одержим ли ты дьяволом?

— Мой деверь.

— Почему?

— Потому что мне плевать на его мнение.

— И это признак одержимости дьяволом?

— Моя семья думает, что да. Видишь ли, Ти Джей, я всегда считался с их мнением. У собак перемена в поведении считается главным признаком начала бешенства.

— Из-за чего ты разругался с деверем?

— Он пытался отчитать меня за то, что я нахамил дядюшке моей жены.

— И зачем ты это сделал?