Читаем Козьма Прутков и его друзья полностью

«В это время Дружинин писал в «Современнике» целые шутовские фельетоны под заглавием: «Путешествие Ивана Чернокнижникова по Петербургским дачам» — для развлечения читателя, да и собственного. В это время создавались творения знаменитого Кузьмы Пруткова, которые также печатались в «Современнике» в особом отделе журнала, и в редакции «Современника» я в первый раз познакомился с одним из главных представителей этого сборного символического псевдонима, Владимиром Жемчужниковым. В то время, когда писались творения Кузьмы Пруткова, приятельская компания, которую он собою представлял, отчасти аристократическая, проделывала в Петербурге различные практические шутовства, о которых, если не ошибаюсь, было говорено в литературе по поводу Кузьмы Пруткова. Это не были только простые шалости беззаботных и балованных молодых людей ; вместе с тем бывало здесь частью инстинктивное, частью сознательное желание посмеяться в удушливой атмосфере времени. Самые творения Кузьмы Пруткова как бы хотели быть образчиком серьезной, даже глубокомысленной, а также скромной и благонамеренной литературы, которая ничем не нарушала бы строгих требований «негласного комитета». Знаменитая пьеса «Фантазия» должна была представлять просто скромную шутку, без признака какой-нибудь тенденции; но и «Фантазия», и мудрые афоризмы Кузьмы Пруткова, исторические анекдоты, басни и проч., все это было сплошное шутовство, где, однако, при некотором внимании мелькала какая-то неопределенная насмешка: в литературу введен был писатель, который очевидно был карикатурой,— тупоумный и одурелый чиновник, который считал себя мудрым и благонамеренным. По странной случайности, около этого времени заехал в Петербург мелкий провинциальный чиновник, хлопотать о своих делах. Это был некто Афанасий Анаевский, известный тогда уже в литературе так же, как во времена Пушкина известен был Александр Анфимович Орлов,— автор целого ряда небольших книжек, совсем серьезных по намерению автора, но чудовищных по своей нелепости,— как бы прототип Кузьмы Пруткова; книжки носили, например, такие названия: «Энхиридион любознательный», «Жезл», «Экзалтацион и 9 муз», «Мальчик, взыгравший в садах Тригуляя» и т. п.»10.

Вот вам и еще одно покушение на тайну Козьмы Пруткова, попытка, что называется, одним махом найти и смысл его творчества, и его прототип. А сколько их еще будет!

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Цит. по «Истории русской журналистики XVIII—XIX веков», М., 1973, стр. 149.

2 А. В. Никитенко. Дневник, т. I. М., 1955, стр. 174.

3 Пушкин. Исследования и материалы, т. I, 1956, стр. 287.

4 Цит. по «Истории русской журналистики», стр. 162.

5 А. В. Фадеев. Россия и Восточный кризис 20-х годов. М., 1958, стр. 63.

6 Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. 10. СПб., 1902, стр. 251.

7 ГБЛ, ф. 325, п. I, ед. хр. I.

8 Сама рукопись этих воспоминаний утеряна, но в книге С. М. Лукьянова «О Вл. С. Соловьеве в его молодые годы» (Пг., 1921, кн. III, вып. I, стр. 238) есть выписка из нее: «Зиму 1865 г. мы провели в Красном Рогу, и у нас гостил почти всю зиму Владимир Михайлович Жемчужников, который с собой привез старого дворецкого Кузьму Пруткова».

9 ГПБ, ф. 178, ед. хр. 8, л. 30 и далее лл. 40, 58, 53

10 А. Н. П ы п и н. Н. А. Некрасов. СПб., 1905, стр. 16—17.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ


1

В ноябре 1852 года Некрасов писал Тургеневу: «Сегодня выходит XI № «Современника», в нем ты найдешь недурную комедию в стихах А. Жемчужникова».

Комедия была'из великосветской жизни и называлась «Сумасшедший».

Графиня Горская влюблена в некоего Валунина. В нее же влюблен князь Порецкий, который предупреждает графиню, что у нее на рауте будет сумасшедший, но не говорит, кто именно. Съезжаются гости: граф Касимов, барон фон Блуменбах, Калязин и прочие им подобные. Они ведут светский разговор, а графиня с Валуниным стараются отгадать, кто же из них не в своем уме. Автор комедии со знанием дела вкладывает в уста Калязина такой рассказ о своем времяпрепровождении :

Я, отобедавши в компании мужчин,

Отправился в театр; других ведь нет причин

Смотреть на авторов и на актеров русских,

Как отдых после вин и трюфелей французских.

Комедию в стихах давали; не слыхал!

Я убаюканный стихами задремал,—

Но вдруг встревожен был куплетом водевильным,

Одобренным в райке рукоплесканьем сильным;

Потом разбужен был в другой и в третий раз...

И потому прошу, графиня, позволенья

В спокойной тишине докончить мне у вас

Послеобеденный процесс отдохновенья.

Не выдержав пустой и длительной болтовни, Валунин в приступе мизантропии сознается, что сумасшедший—он, и начинает разоблачать общество, где «и юноши, и старички без карт играют в дурачки! »

Храня пристойный вид,

Кто поумней — зовет себя: космополит.

Я иначе людей подобных называю...

Космополиты — вы?.. Прочь громкие слова!

Всегда я презирал и нынче презираю

Бродяг, не помнящих родства!

Все это напоминает немного «Горе от ума», но если о Чацком распустили слух, что он сумасшедший, то у Алексея Жемчужникова его Валунин — сумасшедший в самом деле, и это подтверждает князь Порецкий:

Как Чацкий хочет он давать уроки свету...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное