- Для этого он нам не нужен, - грубо бросил Сташко.
После полудня они вынесли Тонду в сосновом гробу с мельницы, в Козельбрух, на Пустошь. Могила была уже подготовлена, стены ямы были покрыты изморозью, дно присыпано снегом.
Они зарыли покойника поспешно и без церемоний. Без пастора и креста, без свечей и причитаний. Ни мгновения дольше необходимого не стали парни задерживаться у могилы.
Один Крабат остался.
Он хотел прочитать для Тонды "Отче наш", но молитва позабылась: сколько бы раз он ни начинал, он не мог связать её воедино. По-сорбски не мог и по-немецки тем более.
Второй год
По уставу мельников и обычаю гильдии
Мастер не появлялся в последующие дни, на это время мельница стихла. Мукомолы лежали без дела на нарах, они мостились у тёплой печки. Они мало ели и разговаривали не много, особенно - о смерти Тонды. Как будто старшего подмастерья, которого звали Тонда, никогда не было на мельнице в Козельбрухе.
На краю нар, которые ему принадлежали, лежала одежда Тонды, аккуратно сложенная - одно на другом: штаны, рубашка и рабочая куртка, пояс, фартук и поверх всего - шапка. Юро принёс одежду в первый вечер нового года, и парни старались вести себя так, будто им удавалось не замечать её. Крабат был в печали, он чувствовал себя всеми покинутым и несчастным. То, что Тонда ушёл из жизни, не могло быть случайностью - это казалось ему всё более и более несомненным, чем дольше он размышлял. Здесь должно было быть что-то, о чём он не знал, что подмастерья держали от него в тайне. В чём же заключалась тайна? Почему Тонда ему этого не доверил?
Вопросы и снова вопросы - они преследовали мальчика. Если бы ему по крайней мере было чем заняться! Мыканье туда-сюда делало его уже совсем больным.
Юро единственный был в эти дни занят как всегда. Он топил печь, он готовил, он заботился о том, чтобы еда вовремя была на столе, хотя подмастерья большую её часть оставляли в котлах. Было, наверно, утро четвёртого дня, когда он заговорил с парнишкой в сенях.
- Хочешь оказать мне одну услугу, Крабат? Ты мог бы наколоть мне немного щепок для растопки.
- Давай, - сказал Крабат и проследовал за ним на кухню.
Рядом с очагом была приготовлена связка смолистой древесины, на расколку. Юро подошёл к шкафу, чтобы вытащить нож, но Крабат заявил, что у него под рукой есть свой собственный.
- Тем лучше! Тогда начинай - и смотри осторожно, чтобы не порезаться!
Крабат взялся за работу. Ему показалось, будто от ножа Тонды исходила живительная сила. Задумчиво он покачал его в руке. В первый раз с новогодней ночи он снова нашёл в себе мужество, первый раз снова почувствовал уверенность.
Юро незаметно подошёл к нему и заглянул через плечо.
- Нож у тебя, - заметил он, - с таким и на людях показаться не стыдно...
- На память, - сказал парнишка.
- От девушки, видно?
- Нет, - сказал Крабат. - От друга, какого больше не будет во всём мире.
- Ты это точно знаешь? - спросил Юро.
- Это, - сказал Крабат, - я знаю вовеки веков.
Наутро после похорон Тонды мукомолы сошлись на том, чтоб Ханцо отныне занимал место старшего подмастерья, и Ханцо ответил, что согласен на это.
Мастера не было дома до кануна Богоявления. Они уже лежали на нарах, и Крабат как раз хотел задуть свечу, как открылась чердачная дверь. Мастер показался на пороге, очень бледный, будто покрытый известью. Он бросил взгляд на компанию. Что Тонда не здесь, он, казалось, не заметил, по крайней мере, не подал виду.
- За работу! - велел он. Затем развернулся и исчез на всю оставшуюся ночь.
К парням вернулась жизнь. Они отбросили одеяла, попрыгали с тюфяков, спешно натянули одежду.
- Давайте! - поторапливал Ханцо. - Иначе Мастер выйдет из терпения, вы же знаете!
Петар и Сташко побежали к мельничному пруду, открыть шлюз. Другие топтались в мукомольне, засыпали зерно и запускали мельницу. Когда она пришла в движение, со скрипами, постукиванием и глухим гулом, подмастерьям стало легче на сердце.
"Она мелет снова! - подумал Крабат. - Время идёт дальше..."
В полночь они закончили с работой. Когда они вошли в спальню, увидели, что на бывших нарах Тонды кто-то лежит: тощий невзрачный парнишка с узкими плечами и рыжей копной волос. Они окружили спящего и разбудили его - так же, как разбудили Крабата, тогда, год назад. И как Крабат испугался их, так же испугался теперь рыжий при виде одиннадцати призраков у своей постели.
- Не бойся! - сказал Михал. - Мы парни с этой мельницы, так что не надо трястись. Как тебя зовут-то?
- Витко. А тебя?
- Я Михал - а это вот Ханцо, наш старший подмастерье. Это мой кузен Мертен, это Юро...
На другое утро, когда Витко пришёл к завтраку, он был в одежде Тонды. Она подходила ему, будто на него сшитая. Он, казалось, не стал всерьёз раздумывать над этим и не спрашивал, кому она принадлежала раньше. Это было хорошо, так всё делалось для Крабата более терпимым.