Андруш, казалось, мало понимал такое рвение. Он делал ровно столько, сколько требовалось, чтобы согреться.
"Кто за работой мёрзнет, тот осёл, - пояснял он, - а кто потеет - тот ишак".
В полуденное время в эти февральские дни было так тепло, что парни возвращались из леса с промокшими ногами. Когда по вечерам они приходили домой, им приходилось обильно смазывать сапоги жиром, а после разминать кулаками, чтобы кожа оставалась гибкой, иначе за ночь, пока сапоги для просушки висели над печью, она бы закаменела.
Все выполняли эту муторную работу сами - кроме Лышко, который прицепился к Витко и заставлял этим заняться его. Когда Михал заметил, он в присутствии других парней призвал Лышко к ответу.
На Лышко это не слишком произвело впечатление.
- Ну и что с того? - недолго думая заявил он. - Сапоги намокают - а ученики здесь для того, чтоб работали.
- Не на тебя! - сказал Михал.
- Ах вот что! - возразил ему Лышко. - Ты суёшь свой нос в вещи, которые тебя не касаются. Ты тут разве старший подмастерье?
- Нет, - вынужден был признать Михал. - Но полагаю, что Ханцо на меня не обидится, если я всё же скажу тебе впредь разминать свои сапоги самому, Лышко. Иначе может статься, что ты наживёшь неприятности - и ни один человек не посмеет меня упрекнуть, что я тебя не предупреждал.
Неприятности скоро нажил не Лышко.
Вечером следующей пятницы, когда парни в облике воронов расселись на шесте в Чёрной комнате, Мастер объявил им: до его ушей дошло, что один из них тайком протягивает руку помощи новому ученику и незаконно облегчает ему работу, это заслуживает наказания. Затем он повернулся к Михалу.
- С чего это ты помогаешь мальчишке - отвечай!
- Потому что мне жаль его, Мастер. Работа, которую ты с него требуешь, слишком тяжела для него.
- Ты находишь?
- Да, - сказал Михал.
- Тогда послушай теперь меня хорошенько!
Мельник вскочил и оперся руками о Корактор, перегнувшись через него.
- Что я с кого требую или не требую, не твоё собачье дело! Ты забыл, что я Мастер? Что я приказываю, то приказываю, и на этом баста! Я преподам тебе один урок, который ты будешь помнить до конца своих дней! Вон отсюда, все остальные!
Он выгнал мукомолов из комнаты и заперся с Михалом.
Парни в тревоге убрались в свои постели. Они полночи слышали ужасный визг и карканье в доме - затем Михал, шатаясь, поднялся по лестнице, бледный и смятённый.
- Что он с тобой сделал? - хотел узнать Мертен.
Михал обессилено отмахнулся.
- Оставьте меня, прошу вас!
Парни догадывались, кто сдал Михала Мастеру. На другой день они держали совет в камере для муки и постановили отплатить за то Лышко.
- Мы его, - сказал Андруш, - сегодня ночью стащим с нар и надерём ему шкуру!
- Каждый с дубиной! - крикнул Мертен.
- А после, - пробурчал Ханцо, - волосы ему обрезать и лицо намазать сапожным жиром - а потом сажей сверху!
Михал сидел в углу и молчал.
- Скажи и ты что-нибудь, - крикнул Сташко. - В конце концов, это тебя он заложил Мастеру!
- Хорошо, - заметил Михал, - я вам кое-что скажу.
Он подождал, пока они затихли, затем начал говорить. Спокойным голосом говорил он, как Тонда говорил бы на его месте.
- Что сделал Лышко, - сказал он, - это подлость. Но что вы тут задумываете - немногим лучше. В гневе не взвешивают каждое слово - ладно. Но теперь вы излили душу, теперь хватит. Стыдиться за вас - избавьте меня от этого.
Виват Августу!
Парни не всыпали Лышко - вместо этого они избегали его все последующие дни. Никто не говорил с ним, никто не давал ответа, если Лышко спрашивал о чём-то. Кашу и суп Юро подвал ему в отдельном горшке - "потому что не стоит ожидать, чтоб кто-то ел с подлецом из одного котла". Крабат считал, что так и надо. Кто доносит Мастеру на своих товарищей по работе, заслуживает того, чтоб испытать на себе их презрение.
В новолуние, когда приехал кум со своим грузом на перемолку, мельнику опять пришлось работать наравне со всеми. Он делал это с большим усердием, будто затем, чтоб показать подмастерьям, что значит впрячься в лямку, - или это было больше для господина кума?
Впрочем, поздней зимой Мастер часто был в разъездах, то на коне, то в запряжённых санях. Парни мало задумывались, какого бы рода дела могли его на то сподвигнуть. Что их не касалось, того им не нужно было знать, а чего они не знали, их и не тревожило.
Однажды вечером в день Иосифа, в середине марта, снег растаял, лил сильный дождь, и мукомолы оценили, что сидят в сухом помещении при такой собачьей погоде, - однажды вечером Мастер возжелал сейчас же мигом карету, он должен был отлучиться по важному делу, это срочно!
Крабат помог Петару запрячь обеих гнедых, взял, когда они закончили, правую пристяжную под уздцы и сказал: "Нно!"
Пока Петар бегал в дом доложить Мастеру, что карета готова к поездке, Крабат вывел запряжённых коней и повозку наружу. Он натянул себе попону на голову, от дождя, для Мастера он также предусмотрительно приготовил несколько попон, потому что это была лёгкая карета с одной, не закрывавшейся при движении дверцей.