Краденое счастье. Книга 2

Волин подошел к постели и склонился надо мной. Я знала, что это он, его дыхание, его запах не спутать уже ни с чем. Смотрит, а я стараюсь себя не выдать, стараюсь дышать ровнее, не нервничать, не дергать веками. Дотронулся до моих волос, пропустил сквозь пальцы, погладил скулу, шею, плечо. Очень медленно, нежно. Его пальцы всегда были осторожными, вкрадчивыми, и это пугало больше, чем если бы он меня ударил или был со мной груб. Мне всегда казалось, что меня окутывает паутиной, и я никогда из нее не выберусь. Коснулся руки, сбитых костяшек. Провел, лаская, рядом с ними пальцем. И отстранился. Я почувствовала, как Иван прикрыл меня одеялом, потом прошел по комнате и затворил окно. Когда дверь осторожно закрылась, я медленно приоткрыла веки и села на постели, прижимая одеяло к голой груди. Это что только что было? Волин действительно решил, что я сплю? Это он был так ласков со мной вдруг? С чего бы это? Разве паук умеет быть нежным и сопереживать?

Дверь снова распахнулась, и в спальне включился яркий свет. От неожиданности я вскрикнула и отскочила на противоположный край постели.

– Даже когда ты спишь — ты лжешь!

От ужаса у меня задрожал подбородок. В ослепительном свете Волин казался черным пятном в своем элегантном костюме.

– Сколько стоила операция для твоей дочери, Ксения? Назови мне точную сумму!

Я вся похолодела. Как он узнал? Неужели переспрашивал у врача? Сволочь. Можно продумать, для него это большие деньги.

Глава 16

– Я назвала сумму.

– Больше в два раза.

Шел ко мне, расстегивая пиджак, отбрасывая его на ковер. Что он собирается делать? Только не сейчас? Пожалуйста. Не надо. Не сейчас.

– Это не мне.

– Знаю, что не тебе. Но солгала ТЫ!

Расстегнул первую пуговицу рубашки, вторую. У меня началась паника, я забилась к стене, удерживая дрожащими руками одеяло, чувствуя, как все тело начинает бить сильной дрожью, а паника накатывает настолько сильно, что кажется я от ужаса потеряю сознание.

– Почему ты постоянно мне врешь? Почему каждое твое слово фальшивка? Я хочу свою плату за ложь. Хочу ее немедленно… мне надоели эти игры.

Стянул рубашку и расстегнул ремень на штанах, а я зажмурилась, чтобы не видеть его. Я хочу потерять сознание или уснуть. Я хочу ничего не понимать и не чувствовать, когда он сделает это со мной. Ощутила, как под тяжестью его тела прогнулась кровать, и закричала:

– Не надоооо! Пожалуйста, умоляю, нее надооооо! – истерика началась настолько резко, что я сама перестала понимать, что именно я кричу. – Не делайте мне больно… не надо, умоляюююю. Я не хочу… не хочу.

Почувствовала, как сильные руки опрокинули меня на постель, и закричала, забилась, выгибаясь, рыдая.

– Тшшшш, – услышала его шепот возле уха, – я не сделаю тебе больно.

Он тоже так говорил. Говорил, что не сделает мне больно, и сделал. Выгнулась упираясь руками ему в грудь, мотая головой из стороны в сторону, и ощутила, как он вдруг резко перевернул меня на живот. От дикой паники закатились глаза, и я начала задыхаться, когда вдруг почувствовала, как вдоль позвоночника заскользили его пальцы. Они двигались очень странно, скорее, не ласкали, а играли. Медленно, уверенно… и… я вдруг поняла, что именно он играет. Лунную сонату. Она начала играть у меня в голове, и дрожь ужаса становилась все тише и тише. Его пальцы успокаивали, они не делали ничего, только двигались по моей спине, массажируя сдавленные мышцы, расслабляя их игрой. Наклонился ниже над моим затылком, пробегаясь пальцами сбоку по ребрам, вызывая мурашки от чувствительности.

– Что я играю, Ксения? Ты знаешь?

Кивнула, разлепляя залитые слезами глаза.

– Скажи мне, – касается губами мочки уха, обжигая, спускаясь к затылку, прочерчивая языком мокрую дорожку.

– Лун-ную со-на-ту…, – я все еще всхлипываю после сильной истерики, а его ладонь приподнимает меня и накрывает мою грудь.

– Правильно… маленькая талантливая девочка. Я играю – ты угадываешь.

Приподнял, заставляя стать на четвереньки, и пальцы пробежались по груди, отстукивая мелодию то по всей окружности, то по соску. По телу прошла первая волна горячего тока. А пальцы не унимаются, они барабанят по коже, то слабее, то сильнее, даже болезненно, особенно по соскам, заставляя их вибрировать на весу. Горячая лава обожгла низ живота, и я чуть прогнулась в спине.

– А сейчас… что я играю сейчас на твоих сосках?

– Рахманинов…. полька…

Со стоном закрывая глаза, чувствуя спиной его горячую кожу… прислушиваясь к себе и уже не ощущая панику.

– Верно… все верно.

Горячая ладонь скользнула по животу, поглаживая шрам. Он ни разу ничего о нем не сказал, а я никогда и никому не давала его касаться, даже врачам… но его прикосновения не вызвали отторжения. Волин надавливает сильнее, сжимая талию, отбивая ритм на бедрах. Внизу на лобке, раздвигая складки, обжигая кожу.

– А сейчас мы импровизируем, просто плыви со мной, я играю – ты слушаешь, чувствуешь… договорились? Чем лучше ты слушаешь, тем меньше боли ты испытаешь.