– Но все далеко не безнадежно, Джош. Совсем наоборот. Там наверняка переворачивают небо и землю, чтобы восстановить контакт. Все что нам нужно – это перебросить конец…
– Ты решительно неправа! Нам стоит подумать, как бы взорвать орбитальный модуль.
– Джош, прошу тебя! Я Софи. Я хочу того же, чего хотела, чего хотел и ты до вспышки на Солнце. Вернуться к карьере, к моей работе, добиться успеха миссии. Я выжила и хочу вернуться домой!
– Я не выжил, – ответил Джош. – Я умер и попал в рай. Проваливай.
Всякий раз, когда Софи говорила с ним, ей казалось, будто у него там компания, будто в одном с ним высокотехнологическом домике собрались и другие исследователи – только они не попадают в поле захвата камеры. Вот она отключится – и он вернется к общему разговору. Интересно, а он чувствует присутствие Прутьев, когда говорит с ней? Может, он презирает ее за то, что явилась на встречу с телохранителем?
Она хотела предупредить его о призрачном вторжении, которое было
Соломой именовались данные.
В комнатке, выходящей на блеклый берег темного океана, Солома заполняла воздух мерцающей взвесью, золотой вьюгой. Софи просеивала вихрящуюся Солому, используя эффективный алгоритм случайного поиска. Она искала зародыш рокового сбоя, слишком большой, чтобы сработала автокоррекция. Ошибка будет расти, а потом достигнет роковой точки, когда возврат уже невозможен, и впустит смерть. Она может находиться где угодно: в сети, в самих клонах, в подчиненной им технике или в сохраняющем минимальную активность изувеченном орбитальном аппарате. В собственных владениях Софи располагала неограниченным доступом, но если проблема где-то в другом месте и при условии, что Прутья сможет ликвидировать сбой, то понадобится разрешение администратора сети, и вот тут могли возникнуть трудности. Все, что оставалось делать, – продолжать поиски. Но крошечные ошибки вились повсюду, вспыхивали и гасли, а Софи была всего лишь человеком. Может, и нечего беспокоиться, пока Прутья не разыщет сколько-нибудь определенную опасность. Служба безопасности должна работать с настоящими угрозами: если позволить ей стать чересчур чувствительной, она парализует всю деятельность…
Софи бросила поиски и понеслась по волнам информации, зарываясь в груды сокровищ, словно дракон, купающийся в золоте. Запертая в ореховой скорлупке – и королева безграничных пространств; какая же у нее библиотека, сколько приятной и интересной работы, которой приходится заполнять дни; она должна быть счастлива тем, какой долгой оказалась ее цифровая жизнь в этом безумном архипелагегулаге. Может, я сохранила ясность мыслей потому, размышляла Софи, что на Каллисто нет магнитного поля? Или я осталась неподвластна безумию, потому что нахожусь за пределами их драгоценного резонанса Лапласа[14]?
Но ведь они должны были прибавить свое богатство к библиотеке познаний человечества, словно пчелы, возвращающиеся с грузом в улей. Никаких личных кладов в стране грез. Что пользы от всего, что они насобирали – от сведений о поверхностной геологии Ганимеда, о возможности жизни в скрытых подо льдом океанах Европы, о растяжениях и сжатиях Вселенной, – если они не смогут доставить это домой? Собирать необработанные данные – все равно что считать проносящиеся поезда.
Собирание марок на Каллисто.
Данные нуждаются в теории.
В мыслях Софи вдруг мелькнула грандиозная идея. Понадобится некоторая подготовка.
Безумие Чжа было не столь явным, как у Джоша, зато зашло гораздо дальше. Чжа считал себя именно тем, чем он и был: программным агентом, наделенным миссией и временно обитающим глубоко под ледяной коркой Европы, в управляемом механоиде, умеющем ползать и плавать. Он, однако, утратил всякое представление о том, что был когда-то человеческим существом. Чжа был убежден, что является эмиссаром расы странствующих меж звезд цифровых разумов. Существ, которые целые эпохи назад расстались с телесными воплощениями, поселившись в устройствах наподобие того, в котором находился он сам. Они пользовались такими механизмами и у себя дома, и на выезде, когда приходилось, так сказать, выполнять черную работу.