Край безоблачной ясности

— Да разве можно так блистать среди плебса, заполонившего этот пляж! Зачем метать бисер перед свиньями?

Пимпинела села со своим обычным, исполненным ледяной любезности видом.

— Что слышно в Мехико? — спросила Шарлотта.

— Там уже известно, какой контрабандой занимается сеньор Сьенфуэгос? — проговорил Бобо. — Darling![173] Мы живем здесь целую неделю, не читая ни газет, ни чего бы то ни было, стараемся преобразиться на лоне Mater Natura[174]…

— Натуральной в тысяча девятьсот двадцать седьмом… — вставила Наташа.

— …и, так сказать, оживить интерес к нашим особам. А то мы уже всем в зубах навязли. Когда ты, Шарлотта, закатила у себя выпивон, дальше уж ехать было некуда. Я двенадцать раз подряд упоминался в светской хронике, представляешь, а умер этот всклокоченный старичок, который изобрел атомную бомбу, — и ноль внимания.

Возвращение Кукис и Хуниора прервало смех, которым, как и ожидал Бобо, все наградили его за остроумие.

— Привет, Пимпинела, — сказал Хуниор и положил мокрую руку на ее print[175]. — Черт возьми, какое здесь общество! Международный класс! Не хватает только Нормы и ее нового дружка…

Слова Хуниора были встречены молчанием, в котором сквозил жадный интерес, и Кукис, воспользовавшись паузой, поспешила выпалить:

— Вы бы их видели! Без памяти влюбленные блаженствуют на маленьком пляжике, буквально отгороженном от всего мира. Не пойти ли нам сегодня в эту сторону, Хуниор? Здесь можно разузнать больше секретов, чем в Мехико с помощью сыщика, — и Кукис залпом допила стакан Шарлотты, нервозно ерзавшей на стуле.

— Мы его знаем? Мы его знаем? Не то чтобы я хотела совать нос в чужую жизнь, но, если он женат, надо сообщить его жене. Пусть мужчины время от времени позволяют себе маленькие шалости, это в порядке вещей, но только с женщинами из низшего круга.

— Это тот тип, который был на вечере у тебя, Бобо, напыженный фразер, едва смотревший на нас…

— Сьенфуэгос! — заорал Бобо. — Наш контрабандист!

Выжидавшая до этой минуты Пимпинела сказала:

— Во всяком случае он путается с ней не ради денег.

— Ну да! — изрыгнула Шарлотта. — Ради ее прекрасных глаз.

Пимпинела, улыбаясь, подождала еще с минуту, пока не убедилась, что все полны внимания. Четыре разомлевших собеседника за столиком и двое стоящих, Хуниор и Кукис, до того обгоревшие на солнце, что с них клочьями слезала кожа, вытянули шеи, прислушиваясь к тихому и размеренному голосу Пимпинелы:

— Кроме шуток, Федерико Роблес разорен. Он только сохраняет декорум, вы понимаете, чтобы не подать виду. Оказывается, он взял все деньги из банка, чтобы вложить их в какие-то рискованные аферы, которые ему не удались, и теперь сидит на мели и просит займа, чтобы вернуть то, что потерял. Я, откровенно говоря, уже взяла оттуда наши маленькие сбережения. Вы ведь понимаете, я не могу подвергать риску тетю Лоренсу. У нее и без того остались крохи от ее былого состояния, а если она и это потеряет, ей придется кончить свои дни в приюте для престарелых. Само собой разумеется, я знаю, как обстоит дело, из верного источника, но меня просили это не разглашать, и я вас прошу о том же.

Шесть голосов взорвалось вокруг Пимпинелы.

— А мне-то эта Норма всучила тысячу акций какой-то лавочки! — вне себя от ярости закричала Шарлотта.

— Да что там! — заверещал Бобо. — У Роберто Регулеса Роблес выудил бог знает какие кредиты. Оно и понятно!

— А папа учитывает его векселя! — простонал Хуниор.

Одна Кукис не поддалась общему смятению и с бокалом в руке пробралась к другому столику.

— А, Кукис! — весело встретил ее подвыпивший мужчина, по-видимому, душа компании. — Золотая девочка, бич мужчин, тотонакская Мессалина!

— Мой обожаемый Восемь колонок! — Кукис обняла журналиста в полотняной куртке, карманы которой были набиты сигарами. — Ты всегда, как говорится, со сливками общества. — Кукис из-под темных ресниц обежала взглядом приятелей журналиста, которые со сдержанной улыбкой приняли этот комплимент. — Ну, разве не божественно в Акапулько! И сколько здесь новостей узнаешь!

Журналист, покачиваясь над своим стаканом, подмигнул одному из собутыльников.

— Вот тебе одна для начала: завтра всему свету станет известно, что ты подцепила самого богатого наследника на плоскогорье. Настоящая сенсация!

— Правда, любовь моя? — Кукис запечатлела на лысеющей макушке журналиста пахнущий йодом поцелуй. — То-то они взбесятся! Ты ведь знаешь, чего стоит быть независимой в Мексике, — на тебя сразу начинают клеветать. Уверяют, что ты кончишь проституткой, ведь так?

Кукис с лучезарной улыбкой теребила волосы журналиста.

— Моего Хуниора хотели женить на этой дурочке, маленькой Регулес, представляешь, когда ему нужна опытная девушка, которая была бы ему под стать и умела бы держать себя с людьми, ведь правда? А главное, любовь моя, не ставила бы его в смешное положение. — Кукис села на колени к журналисту и заложила ногу на ногу. — Как жена Роблеса, которая, представляешь, уже завела себе любовника, и это в тот момент, когда старик что называется пошел ко дну…

Журналист, не переставая подмигивать приятелю, приблизил ухо к ее губам.