Край безоблачной ясности

Роблес молча глядел на грязный стол. Им овладело чуждое всей его житейской логике неуловимое чувство проникновения в какую-то тайну, и это чувство, казалось, излучали глаза Мануэля Самаконы. И не смысл произносимых Самаконою слов был важен для Роблеса — их поток как бы увлекал его в иную сферу, где такие же, навсегда забытые им глаза тщились восстановить его собственный былой облик. Словно в лицо ему бросилась свинцовая кровь, оно стало вдруг пепельно-серым. Он едва расслышал сопровождаемые смехом слова Икски:

— Дорогой Мануэль, вся эта концепция хороша, пока она опирается на понятие личности, способной воспринимать и порождать искупление, вину и так далее. Но я не вижу, какой смысл может она иметь в стране, где не существует личности, а существует нечто другое — воздух, кровь, солнце, копошение безымянной массы, магма из костей, камней и злобы, что угодно, только не личность.

— Тогда эта страна во власти сатанизма… — промолвил Самакона.

Сьенфуэгос снова засмеялся, сощурив свои желтые глаза.

— Во власти сатанизма! Я серьезно говорю, Самакона, а не как средневековый мифоман…

Самакона с такой силой ударил кулаком по столу, что расплескал теуакан банкира. Роблес не сводил с Мануэля до дрожи напряженного взгляда.

— Я говорю о реальных вещах. Я говорю о распаде, о бесконечном рассеянии человеческого единства, доходящем до такой степени, когда уже недостижимы ни любовь, ни сострадание, ни даже самосозерцание, потому что сама человеческая личность лишена всякой цельности, атомизирована, когда не остается места не только для жизненной связи с любимым существом, но и для простого признания жизни других. Эта фиктивная жизнь, признающая только себя самое, и есть сатанизм.

Его темные, глубокие глаза, метавшие молнии на собеседников, отвергали застывшую улыбку Сьенфуэгоса. Мануэль помолчал, поморгал, и взгляд его прояснился. Подошел официант, потряс рукой в знак проклятия, и вытер тряпкой пролитую минеральную воду.

— Поэтому я хочу знать, что означает коловращение, о котором ты говоришь, в чем его смысл… Какой толк знать, что это стихийное коловращение существует. Я хочу знать смысл копошения этой безымянной массы, кипения этой магмы из крови и злобы, которую, по-твоему, представляет собой Мексика.

— От нее зависит спасение, спасение всех. — Сьенфуэгос почти вплотную приблизил свое бледное, блестящее лицо к нахмуренному лицу Самаконы. — Спасение мира зависит от этого безвестного народа, который есть центр, пуп планеты. От мексиканского народа, единственного сверстника мира, единственного народа, который еще не выпустил изо рта первозданный сосок. От этого дурно пахнущего, сифилитического, увязшего в липком пульке скопища, от этого скота, предназначаемого на убой. Все остальные народы ныне тяготеют к первородному гумусу, который определяет их, хотя они не подозревают об этом; только мы всегда жили в нем.

Сьенфуэгос посмотрел на Роблеса в ожидании ответа, но погруженный в себя банкир не отозвался: мысли его были далеко. Все, что говорилось за этим столом, воспринималось им в виде ощущений и образов. Перед его взглядом вставало былое, и, казалось, раздавленный его грузом, он весь как-то обмяк, осел.