Край Вечности

А отец снова принялся рассуждать, какое чудесное будущее ждет их впереди, как воссияет город. Он возбужденно бродил из комнаты Руби в коридор, туда и обратно.

– Будущее не за горами. Но нам нужно расчистить пространство. Бешеные… Их нужно устранить. А уж потом мы заложим новую основу. Новое… – Его голос прервался. Отец остановился и посмотрел на Руби. – Очень скоро, понимаешь? Очень скоро! Ах, Руби… Жаль, я пока не могу рассказать тебе подробности. Прости, что держу все в секрете. – Он вздохнул. – Но осталось немного, и ты все поймешь и все узнаешь. Город станет… чудесным. Лучше, чем когда-либо прежде! Это будет самый прекрасный город.

Резко развернувшись, он вышел в коридор и аккуратно прикрыл дверь, будто та сделана из папиросной бумаги и вот-вот порвется. Щелкнул замок. Послышался звук поворота ключа: отец запер Руби в комнате. Он делал так каждый вечер. По его словам, в городе царила опасность, поэтому он запирал Руби ради ее собственного блага – на тот случай, если в дом ворвутся Бешеные.

Так он объяснял это дочери, а она верила, как дети верят родителям, даже если те им врут. Руби вновь уставилась на небоскреб, думая о словах отца. Ей послышалось кое-что…

«Потом мы заложим новую основу. Новое… царство небесное».

В доме, где жила Руби, – доме ее отца – было множество дверей. Конечно, и окна тоже там были, только они Руби не интересовали. Возможно, потому что снаружи их ограждали большие решетки. Если и откроешь окно, выбраться не получится. Толстенные – в дюйм толщиной – прутья были черными, как ночь. Промежутки составляли всего четыре дюйма. Руби могла просунуть в них руку до плеча, но не дальше. Холодное на ощупь железо не нагревалось даже летом. Раз в год отец тратил три-четыре вечера, чтобы их покрасить. Он наносил краску медленными мазками, и лицо у него при этом было такое, что становилось ясно – думал отец совсем о другом. Цвет он всегда выбирал чернющий, как пролитые чернила.

Поэтому окна не манили к себе Руби, а вот двери еще как. Большинство из них отец запирал на замок, но за ними решеток не было, следовательно, оставалась надежда выбраться, если бы только удалось раздобыть ключи.

Парадная дверь была выкрашена в цвет светлого кедра. Когда ее открывали, она скрипела. За парадной дверью располагалась небольшая прихожая, а в ней – дверь, ведущая в сам дом. Слева в коридоре – две массивные раздвижные двери, тяжелые, будто бетонные. Они плавно скользили по направляющим, закрывая вход в кабинет отца. В спальни на втором этаже вели три белые двери. Спален было три, и все они стояли запертыми. Двери на третьем этаже открывали путь в комнату Руби, комнату отца и чердак.

Вот бы раздобыть ключи…

У каждой двери под ручкой имелась скважина старинного замка, довольно большая, через которую можно заглянуть внутрь. Замок был снабжен декоративной латунной пластиной с выпуклым рисунком: цветы, листья и продолговатые капли, похожие на слезы. Ключи от всех дверей висели в кабинете отца на дощечке с крючками. Под каждым подписано, к какой двери он подходит.

На третьем этаже, дальше по коридору от спальни Руби, была дверь на чердак. Ходили слухи, что чердак объединяет все дома на их улице. Даже раздобудь Руби ключ, никогда, никогда-никогда, она не стала бы открывать эту дверь. Отец сказал, что, открыв ее, можно выпустить в мир злые силы. Они поселятся у Руби под кроватью и ни за что оттуда не уйдут. Это жуткие монстры. Кое-какие даже живые и обладающие собственным разумом, говорил отец. Они могут расти и размножаться – одни останутся под кроватью, а другие отправятся в город: семена ядовитых растений или деревьев, которые способны обрушить целое здание, ползучий плющ – такой сильный, что уничтожит даже бетонные панели, цветы, чьи корни крошат тротуар. Их нельзя одолеть. Единственный способ сдержать эти злые силы – накрепко запирать дверь чердака.

– Двери специально для того и созданы, – всегда напоминал отец, многозначительно приподнимая бровь и подчеркивая каждое слово взмахом руки.

Руби верила всему, что он говорил: его рассказы прилипали к ней закаменевшей штукатуркой, и как бы она потом ни убеждала себя в обратном, не могла эту корку разбить. Руби просто этого не умела.

Отец последнее время бесконечно строчил в дневниках, которые всегда держал у себя на столе, или яростно говорил по телефону, крича при этом так, что Руби слышала каждое слово. Его очень волновала судьба города. Он тревожился, что Бешеные устраивают беспорядки. В речи отца появились слова, весьма насторожившие Руби, – «окружены», «единственный выход» и «последний бой».

Но иногда он забывал о работе, оставлял в покое телефон, вздыхал и уступал бесконечным просьбам дочери, ведь ей так хотелось внимания. Рассказывал ей о туннелях под землей, полных всякой всячины, о которых не положено знать детям, о задворках городских окраин, где жили страшные люди, о реке к югу от города, что не имела дальнего берега – лишь бесконечная полоса прибоя и сменяющие друг друга оттенки синевы.