Край Вечности

Руби любила его истории, от них все так трепетало внутри. Больше всего ее интересовала река.

– Если у нее нет дальнего берега, почему это река, а не океан? – как-то раз спросила она отца.

Тот удивился:

– Хороший вопрос, Руби. Надо полагать, потому, что вода течет в одном направлении как река.

– Но если она куда-то течет, должен быть и берег.

Отец долго смотрел на нее.

– Возможно, ты права, – прошептал он. – Ты такая умная…

Она часто спрашивала его о войне. Снова и снова задавала вопросы о матери и брате.

– А ты помнишь, как мы тогда жили? – спрашивал отец.

– Нет, папа, я ничего не помню.

Казалось, этот ответ всегда приносил ему облегчение.

– Да, да, ты очень болела.

Он рассказал Руби, как вскоре после ее рождения город опустошили сражения. Рассказал о последних днях матери и брата – их забрала война.

– Когда убили твою мать и брата, мы примкнули к горожанам, которым наконец удалось изгнать Бешеных в леса. Большую часть твоего детства, даже большую часть твоей жизни, о которой у тебя сохранились воспоминания, в городе было безопасно. Вполне безопасно. Но со временем здесь появлялось все больше людей, и почему-то многие из них уходили к Бешеным. А потом Бешеные объединились. К несчастью… – Он стиснул зубы, облизнулся и потряс головой, будто собираясь с мыслями. – Они наступают. Мы снова готовимся к войне. Но на сей раз у нас есть оружие.

Руби любила слушать отца, потому что это были редкие времена, когда он беседовал с ней, и только с ней. Не разглагольствовал по телефону, ни с кем не шептался на крыльце, а говорил только с дочерью, и Руби обожала его истории, как обожала сладости. Она жаждала их, ей не терпелось услышать рокочущий папин голос, увидеть горящий в его глазах огонек. Если больше ничего нет, истории – именно та пища, что поддерживает дух.

* * *

В доме были и другие двери – например, задняя дверь с расшатанной москитной сеткой, болтающейся на петлях, будто сломанный зуб. Ее открывали снова и снова, а она чертила на бетонном полу полукружья. Порой, в ветреные ночи, сетка распахивалась и хлопала о стену дома, словно какой-то незнакомец стучит без устали, но никто ему не открывает. Руби не разрешали одной выходить в заднюю дверь – тяжелую створку, прикрытую москитной сеткой, – она всегда была заперта.

Позади дома раскинулся маленький двор, окруженный высоким деревянным забором, за которым лежал темный переулок, а за ним – огромная яма. На том месте прежде стояла часть высокого здания, которую снесли, вырвав с корнями, но должно быть, это случилось очень давно, потому что теперь башню возводили все выше, этаж за этажом.

Яма была громадная и глубокая, размером с футбольное поле, и ее огородили сеткой-рабицей. Через каждые десять футов расставили таблички: «Прохода нет! Опасная зона!»

В башню вела деревянная дверь, выкрашенная в красный. Вроде бы самая обычная дверь, она все же казалась очень старой и загадочной. Подобная дверь обязана была вести к чему-то важному. Руби была ею одержима. Она почти все время торчала возле окна спальни, таращась на высотку, наблюдая за входом и переулком в ожидании, что же случится.

Когда отец в тот вечер ушел, сказав, что скоро отведет Руби в башню, девочка была вне себя от нетерпения. Руби знала, просто знала: грядет что-то невероятно важное, то, что изменит всю ее жизнь, самое лучшее, что с ней когда-либо случалось. Она уснула, и ей приснились дерево и пыль. Какая-то женщина заставляла ее открыть рот и есть эту пыль. Руби проснулась, задыхаясь, рот ее пересох от жажды.

Она подошла к двери и повернула ручку, но замок, как обычно, оказался заперт. Руби страшно хотелось пить. Она хотела было позвать отца, но тот не любил вставать среди ночи, поэтому Руби уселась спиной к двери и снова задремала.

На сей раз ей приснились река и ключ – огромный ключ, выше ее роста, ключ, который откроет любую дверь, если только сумеешь его поднять.

28

В тот день, до встречи с братом, прятавшимся в заброшенном доме, Руби сидела в классной комнате и посматривала на часы. Урок почти закончился.

Настал последний день перед каникулами. Сложив все пять учебников в ранец, Руби нетерпеливо постукивала ногой в такт секундной стрелке и ждала, пока минутная остановится на двенадцати.

Учительница посмотрела на девочку, откашлялась, прочищая горло, и легонько кивнула. Руби забросила на плечо ремень коричневого ранца, тот свисал ей до колен. Когда-то – Руби в те дни была еще младенцем – ранец принадлежал маме, до того, как та погибла на войне. Так говорил отец.

В большой и пустынной школе, кроме Руби, больше не учился ни один ребенок. Она занималась в одиночестве.

Учительница снова кивнула, затем поднялась, и они вместе с Руби вышли из класса. У мисс Левитин были мягкие каштановые волосы, розовая кожа и зеленые глаза. Красный свет, падая через пыльные окна, превращал их в карие. Отец Руби провожал дочь в школу, а мисс Левитин потом отводила обратно.