Кракен пробуждается. Паутина

– Но сейчас, – ухитрился я вставить слово, – появились новые средства уничтожения – инсектициды и прочие, – чье побочное действие невозможно предвидеть. В наше время всё совершается очень быстро. Биологический вид можно уничтожить за год-другой, а побочный эффект заметить, когда уже будет поздно. Разве это не один из путей на свалку?

– Возможно, – согласилась она, – но эти средства надо применять, руководствуясь разумом, а не сантиментами. За разговорами о равновесии я усматриваю старую мысль, что матери-природе лучше знать. Предоставьте всё ей, не вмешивайтесь, и она о нас позаботится. Полная чушь, конечно. Такая идея могла зародиться только в благополучном, сытом обществе, забывшем о борьбе за существование. Природа не мать, а кровожадная хищница, и любимчиков у нее нет. Пока что у нас как будто всё хорошо, но надолго ли? Против нас сработают законы, применимые к любому виду, расплодившемуся сверх нормы: источники нашей пищи иссякнут. Когда это случится, мы больше не услышим о благодетельной матери-природе. Если бы мы не научились манипулировать ею в собственных целях, наше поколение уже голодало бы – или вообще бы не появилось на свет. Единственное различие между нами и прочими видами – это имеющееся у нас оборудование для употребления их в пищу и для подчинения себе сил природы. Не считая этого, к нам применимы те же правила. Какое уж там сохранение равновесия, пока человек удобно сидит в седле.

Мы посмотрели через лагуну на темный остров, и я сказал:

– Если подумать, всякое существование лишено смысла. Планета рождается, остывает, порождает жизнь, умирает. И что же из этого?

– Действительно, что? Есть только жизненная сила, патриотизм видов – слепая сила. Она присуща и высшим организмам, и низшим… причем ни те ни другие не понимают ее.

– Как вы, в качестве биолога, видите будущее человека?

– Я не могу заглянуть за угол. Жизнь полна случайностей и непредсказуемостей. В эволюционном смысле мы, похоже, зашли в тупик, но кто знает? У нас может появиться – и выжить – какой-нибудь новый тип. Человечество, возможно, будет самоистребляться раз за разом и обновляться сызнова. Или нас сотрут с лица земли, как очередной неудавшийся эксперимент. В настоящий момент я никакого светлого будущего для человека не вижу.

– Не быть, значит, людям богами. И наш Проект скорее всего провалится.

– Ну, не знаю. В наше время, как вы сказали, всё совершается быстро, а в жизни, как сказала я, много непредсказуемого. В следующие две-три тысячи лет могут быть сделаны самые неожиданные открытия. Будущего я не вижу только в данный момент, при настоящем уровне знаний. Одно открытие в области контролирования наследственности – к примеру – может всё изменить.

– Что ж, – сказал я, – будем надеяться. Понадеемся даже, что Проект лорда Ф. будет успешным – и что великое открытие когда-нибудь сделают именно здесь.

– Вы ведь действительно в это верите?

– Верю в возможность этого. Всё на свете начинается с малого. Национальные границы становятся слишком тесными. Одаренные люди ощущают потребность в месте, где они смогут жить и работать без всяких ограничений. Когда-нибудь они сами создадут для себя этот мозговой центр, по выражению лорда Ф., – и если наше поселение к тому времени станет на ноги, так почему бы и не оно?

Она помолчала, глядя на остров.

– Прекрасная, но преждевременная мечта. Мир ничего подобного не потерпит.

– Возможно, вы правы, но попытаться, по-моему, все же стоит. Всемирный университет, мекка для талантов… если идея не осуществится на этот раз, другие извлекут урок из наших ошибок и когда-нибудь добьются успеха. Милорд, конечно, человек тщеславный и небольшого ума, но идею продвигает великую. Проект, управляющий всем мировым знанием – это огромная объединяющая сила. Способная сделать то, что не смогла Лига Наций и проваливает ООН.

– Вы романтик с большой буквы, – сказала Камилла.

– Может быть, но мы должны так или иначе объединиться – иначе погибнем. Демократия, похоже, не оправдала себя. Не ООН спасает нас от гибели, а баланс сил. Возможно, автократия – автократия знаний – лучше сработает.

Мы говорили так еще час. Молодой месяц посеребрил море и превратил остров в мерцающий мираж, парящий над водами. Я забыл о его заброшенности, о джунглях, заглушивших его. Он виделся мне возделанным, пересеченным дорогами, застроенным прекрасными зданиями, где совершаются великие открытия. Дивное было видение – увы…

Глава IV

Пять дней мы трудились от зари до зари, чтобы переправить на берег весь наш багаж. Управившись наконец, мы простились с капитаном, с командой и стали смотреть, как «Сюзанна Дингли» осторожно идет через риф. Вот она прошла, дала два победных гудка, повернула на северо-запад и начала уменьшаться. Она вернется только через полгода со свежими припасами и – надо надеяться – с новыми добровольцами. До тех пор мы будем одни.