экономической ошибкой. Наибольшее, на что эта наука оказалась способна, уже после
смерти Сталина, точнее с начала 60-х годов, – предлагать эту модель по-разному
корректировать, улучшать, совершенствовать, насыщая какими-то элементами рынка, и
направлять в сторону формирования так называемого “рыночного социализма”. Эта наука
никогда не предлагала сложившуюся при Сталине экономическую модель разрушить или
отказаться от неё, что предлагали в 60-80-е годы отдельные польские и венгерские
экономисты. Права академик Т.Заславская, когда отметила, что советская экономическая
наука “оказалась бессильной понять подлинную природу советского общества, закономерности и механизм его развития, чрезмерно идеологизированное общественное
сознание во многом утратило способность к критике, перестало отличать ложь от истины, стало очень консервативным”40. И не менее прав академик С.Шаталин, который также
честно признал, что “многие наши представления о социалистической экономике, её
неотъемлемых чертах были попросту ложными. Их следует пересмотреть”41. Речь идёт о
37 Е.Альбац. Мина замедленного действия, с. 28.
38 Там же, с. 60.
39 Там же. Приложение.
40 Российская экономика на новых путях, №2, 1997, с. 10.
41 Переход к рынку: борьба мнений. М., Наука, 1993, с. 44.
“научном” приукрашивании образа социализма и его экономики, столь типичном для
советской экономической науки.
Советская экономическая наука, кроме того, имела прямую установку на укрепление
культа личности любого очередного генсека в партии и вождя в стране, на развитие и
пропаганду марксистско-ленинской идеологии. В результате и Ленин, и Сталин стали у нас
религиозными символами, вездесущими и бессмертными образами, которые живы и до сих
пор. Они выполняют свою роль, влияют на значительную часть нашего общества, как
образы отцов-покровителей, защитников простых людей и т.д. Этот “призрак коммунизма”
тоже нуждается в глубокой научной оценке.
И это все происходило даже тогда, когда вокруг нас в странах Запада уже шла
научно-техническая революция, рыночная система поднялась на очень высокий уровень, став базой значительного повышения жизненного уровня людей, ускорения разработок
новой техники, развития интеграционных процессов, а в таких социалистических странах, как Венгрия и Югославия (потом к ним присоединилась Польша), начали с упоением
строить “рыночный социализм” (“гуляш-социализм”, как потом определят те же венгры), от
которого они затем отказались. Но наша советская экономическая наука явно плелась в
хвосте этих объективных процессов и порой принципиально противилась им.
А между тем именно советская экономическая практика, в период НЭПа уже в 20-30-
е годы породила на Западе, несмотря на его принципиальное отторжение социализма, поток
идей, получивших потом оформление в виде концепции “рыночного социализма”. Одним из
основателей этой концепции стал известный польский экономист О.Ланге, выпустивший в
середине 30-х годов ряд работ по этому вопросу. Против него уже тогда резко выступили
Л.Мизес и Ф.Хайек.
О.Ланге считал, что при социализме государство может устанавливать равновесные
цены, использовать рыночные механизмы, в частности, самоокупаемость. В СССР в то
время об этом не было и речи, а если кто и заикался, например, о хозрасчете, то его
немедленно убирали. Но после войны польские, венгерские и югославские экономисты
стали активно развивать идеи Ланге, они получили отражение в хозяйственном управлении
их стран и перекочевали в СССР. Тем не менее “рыночный социализм” оказался ложной
целью и нигде не только не закрепился, но и не сохранился. Жизнь убедительно показала, что “рыночный социализм” – это промежуточность и нестабильность, это пламя и лед, постоянная внутренняя противоречивость. Даже самые ярые сторонники “рыночного
социализма” в сегодняшних Польше и Венгрии перешли на сторону концепции реального
рынка в условиях смешанной экономики. В нашей же стране эти идеи претерпели расцвет в
годы горбачевской перестройки, да и сейчас их сторонников пока еще довольно много.
Однако растет число и сторонников “народного капитализма”, эффективного, гибкого с
четкой социальной ориентацией.
Тем не менее все, что произошло с нами в советские времена, и октябрьский
переворот 1917 г., и “военный коммунизм”, и советский тоталитаризм, начиная с 30-х годов, было предвидено и предсказано, как уже говорилось, многими учёными и политическими
деятелями, в частности, Г.В.Плехановым. Еще в июле 1917 г. он писал: “Требуемая
Лениным диктатура пролетариата и крестьянства была бы большим несчастьем для нашей
страны, так как при нынешних условиях она породила бы анархию… Перспектива
гражданской войны должна приводить в содрогание каждого сознательного революционера