Красивые вещи

Не это я ожидала услышать. Я думала, речь пойдет об измене, может быть, о проблемах с наркотиками. О чем-то неприятном и позорном. Удивляет меня и то, что Ванесса оказалась довольно самокритична. «Мелко»? Вот не думала, что услышу от нее такое слово.

– Он ждал помолвки, чтобы сказать тебе об этом?

– Он решил бросить меня через две недели после смерти моего отца.

Я не настолько бессердечна, чтобы не почувствовать варварство такого поступка. Я наклоняюсь ближе к Ванессе:

– Любой, кто способен на такое, не заслуживает твоего внимания. Вряд ли это станет для тебя утешением, но, судя по всему, ты рассталась с подлецом. – Это я говорю абсолютно честно и откровенно. – Так ты поэтому уехала из Нью-Йорка?

– Поэтому я перебралась сюда, – уточняет Ванесса и обводит взглядом беспорядок в кухне. – Мне нужна была перемена мест, и я вспомнила о Стоунхейвене и решила, что для этого самый удачный момент. Отец завещал дом мне, и я подумала… может быть, я утешусь, если поживу здесь, в нашем старом фамильном доме. Я представила себе, как безмятежна будет жизнь здесь. – Ванесса смотрит на меня, и я вижу, что ее глаза стали неподвижными и холодными, как озеро за окнами. – Оказалось, что я забыла, как сильно ненавижу этот дом. – Слова падают с ее губ, словно льдинки. – Стоунхейвен – это нечто наподобие святилища трагедии моей семьи. Все, что случилось с моими матерью, отцом и братом, началось здесь. Ты знаешь, что мой брат – шизофреник? Это началось здесь. И моя мать здесь покончила с собой.

Я лишаюсь дара речи. Передо мной новая Ванесса. Не плаксивая, капризная и депрессивная, какой она была в библиотеке, и не радушная хозяйка, старающаяся угодить гостям, а совсем другая – холодная, сердитая, до горечи трезвая. И… ее мать покончила с собой? Вот это новость.

– Боже мой. Самоубийство?

Ванесса с интересом смотрит на меня холодными зелеными глазами. Она словно бы ищет что-то в моем лице. Сейчас мне совсем нетрудно проявить сочувствие.

Она опускает глаза и пожимает плечами:

– В газетах об этом не писали, конечно. Отец об этом позаботился.

«Несчастный случай на озере» – вот как было сказано в газете. А я уже стала задумываться о том, как могла женщина средних лет погибнуть на яхте при каком-то столкновении. Мне хочется спросить: «Почему она сделала это?», но я понимаю, что этот вопрос недопустим. Эшли не задала бы его.

Наверное, она была чем-то очень расстроена, – тихо говорю я, вспоминаю чопорную великосветскую даму на диване в библиотеке. И вдруг меня охватывают смутные сомнения. Чего я не заметила в тот день?

– Мне так жаль. Я не знала.

– Откуда же тебе знать? – Ванесса резко, нервно пожимает плечами. – Откуда кому-то об этом знать? Я – Ванесса, черт бы меня побрал, Либлинг. Я – хэштег баловень судьбы, и да будет всем об этом известно. Мне не позволено жаловаться или чувствовать боль, нельзя не ценить того, что мне дано. По идее, я должна всю жизнь расплачиваться за свое везение. Что бы я ни делала – даже если бы я отказалась от всего этого, – некоторым даже этого будет мало. Они всегда найдут причину ненавидеть меня. – Ванесса смотрит на мое кольцо и снова поворачивает его так, чтобы камни поймали свет. – И может быть, они правы. Может быть, я и вправду фатально порочна и не заслуживаю сочувствия.

Помимо воли и несмотря ни на что, я чувствую прилив искренней жалости к Ванессе. Возможно ли, что я сужу ее слишком строго? Что моя недоброжелательность к ней несправедлива и на этот раз мы с Лахлэном выбрали неправильную цель? В конце концов, не она была тем Либлингом, который вытащил меня голую из постели, не она была тем Либлингом, который выгнал меня и мою мать из города. Ванесса вообще едва знала о моем существовании. Может быть, несправедливо было мстить ребенку за грехи родителей?

Она смотрит на меня так, словно бы ждет каких-то утешительных слов, какого-то рецепта в духе Эшли, который безмятежностью излечит ее от трагедии. Но я не могу заставить себя сделать это.

– Брось ты все это, – говорю я, и мой голос звучит грубее, с хрипотцой. Потому что это я говорю, а не Эшли. – Это место тебя отравляет? Ты устала оттого, что о тебе сплетничают и осуждают тебя? Ну так уезжай от всего этого. Тебе вовсе не нужно это место. Откажись от Стоунхейвена и начни все сначала где-нибудь, где тебе не будет тяжело. Выключи камеры и поживи в покое. Господи боже, тебе просто надо собраться. И перестань просить других людей, чтобы они тебе говорили, чего ты стоишь. И почему тебя вообще волнует, что о тебе говорят? Пошли они все куда подальше.

– Пошли они все подальше? – Я вижу, как лицо Ванессы озаряется надеждой. Она встречается со мной взглядом: – Ты же шутишь, да?

Я осознаю, что подошла слишком близко к провалу своей легенды. Что я пытаюсь ей доказать?

– Шучу, конечно. – Я перехожу к обезболивающей банальности – к тому, что могла бы сказать Эшли: – Послушай, у тебя выдался на редкость трудный год. Тебе стоит позаботиться о себе. Если хочешь, я могу дать тебе несколько упражнений по глубокой медитации. Есть такая особая медитация – майндфуллнесс.