Красивые вещи

– Я видела, – говорю я. – Как я посмотрю, ты хорошо провел время.

– Не ревнуй, дорогая. Тебе это не идет.

Лахлэн отправляется неровной походкой в спальню, по пути он задевает разные предметы мебели.

Я сажусь. Лэптоп Лахлэна все еще у меня на коленях.

– Не хочешь взглянуть?

– Утром! – кричит Лахлэн. – Я никакой.

Я слышу, как он на что-то налетает и грязно ругает мебель. Потом звук падения. Значит, он приземлился на кровать. Почти сразу из спальни доносится басовитый храп. Дом поскрипывает и стонет, ночь становится все холоднее. Я думаю о надвигающейся буре.

Лахлэн разбудил меня, и теперь я не могу снова заснуть, поэтому открываю крышку лэптопа и вывожу на экран изображение с камер. Ванесса ходит по своей спальне с таким видом, будто бы что-то ищет. Она исчезает в ванной, потом выходит оттуда, останавливается около кровати и долго на нее смотрит. На что она глядит – я понять не могу. Она в нижнем белье и комбинации – такой тоненькой, что я могу пересчитать ее ребра. Под глазами Ванессы белеют полумесяцы ночного крема. Из-за этого она выглядит страшновато. Наконец она забирается на кровать, берет с прикроватной тумбочки телефон и начинает скролить экран. Но вскоре она выключает свет, ложится на спину и лежит неподвижно, глядя в потолок.

Она кажется такой маленькой на этой огромной кровати – наверное, на обычной кровати так бы выглядела кукла. Мне интересно: чувствует ли она всех Либлингов, которые спали здесь до нее? «Ей бы стоило купить себе новую кровать», – думаю я. Я смотрю, как медленно вздымается и опускается ее грудь. Потом она начинает дышать быстрее, потом вдруг закрывает руками лицо, и я догадываюсь, что она плачет. Звуки мне не слышны, но, судя по всему, сначала она плачет тихо, а потом ее тело начинают сотрясать рыдания. Светлые волосы Ванессы разметались по подушке. Она в тоске катается с боку на бок, думая, что ее никто не видит. Я никогда не видела такого неприкрытого отчаяния.

И тут меня охватывает отвращение, но не к Ванессе. Я представляю себе, как смотрю на себя со стороны – вернее, как кто-то смотрит на меня с помощью скрытой камеры. И что я вижу? Жалкую шпионку, подсматривающую за женщиной в самые личные моменты ее жизни. Эмоционального вампира, питающегося чужими страданиями.

Как я превратилась в человека, живущего в тени, смотрящего на мир и видящего только цели и потенциальных жертв? Почему я цинична, а не оптимистична, почему предпочитаю брать, а не давать? Почему я так мало похожа на Эшли? Я вдруг проникаюсь ненавистью к себе, к тому жалкому, мелкому существу, в которое я превратилась. Эта ненависть намного сильнее той, какую я когда-либо питала к Либлингам.

«Не они это сотворили с тобой, – думаю я. – Это ты сама с собой сотворила».

Я выключаю изображение с камер и даю себе слово, что больше никогда не буду смотреть эти трансляции. Хочу, чтобы все это поскорее закончилось. Хочу вернуться домой в Эхо-парк, к маме. Хочу получить от этой работы столько денег, чтобы больше никогда ни за что подобное браться не пришлось. Я хочу этого, но я хочу намного больше – мне хочется стать тем человеком, которым я мечтала стать когда-то. Человеком, у которое впереди яркое, большое будущее.

Как раз перед тем, как прерывается трансляция изображения с видеокамеры, Ванесса опускает руки, и я вдруг вижу ее лицо – бледное, покрытое тенями – на фоне алого покрывала. В темноте я едва различаю ее черты, но что-то в лице Ванессы заставляет меня замереть. Я готова поклясться, что в эти считанные секунды до отключения трансляции Ванесса вовсе не плачет.

Она смеется.

Глава двадцать первая Нина

За ночь дождь сменился снегом. Когда я просыпаюсь и подхожу к окну в гостиной, я вижу, что все вокруг засыпано слоем снега толщиной в полфута. Из-за этого вид за окнами стал спокойнее и приятнее для глаз. Снег падает густо и бесшумно, снежинки идеальной формы, все величиной с мелкую монетку. Большая лужайка исчезла, она похоронена под знакомым мне с детства белым покрывалом.

Много лет я не видела такого снега. Я выхожу на крыльцо, открываю рот и высовываю язык. Лахлэн встает у меня за спиной с чашкой чая в руках. У него на плечах стеганое одеяло. Он растрепан, у него явно похмелье, под глазами набухли мешки, лицо в морщинках. В кои-то веки он выглядит на свой возраст – как мужчина, которому под сорок, – и для меня это шок. – Ты сквозняк устроила, дом выстудишь, – ворчит он и смотрит, как я одета. – Господи, Нина, ты же насмерть замерзнешь, с ума сошла?

Он затаскивает меня под одеяло и прижимает к своему теплому телу. От него пахнет кислым потом и перегаром.

– Как думаешь, нас засыплет снегом? – спрашиваю я.