Красивые вещи

Я кладу альбом на диван и начинаю искать свой смартфон. Я обнаруживаю его в выдвижном ящике комода в парадной гостиной. Не могу удержаться, нажимаю на иконку Инстаграма – впервые со дня нашей свадьбы. И я вижу, что мир продолжает жить, несмотря на то, какой крутой вираж совершила моя жизнь. Майя, Трини, Саския и Эвангелина – все четверо сейчас в Дубае. Наряженные в летние платья от Зухаира Мурада, они позируют верхом на верблюдах. Саския запостила свою фотку в бикини с принтом в виде леопардовой шкуры, а у нее за спиной возвышается фаллическая громада башни «Бурдж-Халифа»[113]. Сто двадцать две тысячи восемьсот семьдесят пять лайков и лавина комментариев: «Красо-о-о-отка-а-а… Про-о-осто чу-у-удо… Это тело зажигает… Девочка, ты такая крутая – может, черкнешь мне пару слов?»

Я перехожу на свой Инстаграм-канал и вижу, что число моих подписчиков снова упало. Впервые за три года их стало меньше трехсот тысяч. Особенно нервничают американки: «Эй, Ви, ты куда подевалась? Ты на диете, что ли? Без соцсетей, типа? Мы хотим новые тря-я-я-япоч-ч-чки!» И я понимаю, что мне грозит забвение.

А мне не все равно? Я жду, что у меня проснется зависть к старым подружкам или чувство, будто я потеряла что-то очень важное, но я не ощущаю ровным счетом ничего. Вернее, не так: я чувствую, что я выше их, лучше. Я наконец научилась выключать камеры и жить в покое. (Опять ее голос! Как мне хочется, чтобы он затих, даже когда говорит правду!)

Я заставляю себя убрать телефон в ящик. Но мгновение спустя я достаю его и набираю номер Бенни.

Довольно долго звучат гудки, и Бенни не берет трубку. Я уже начинаю думать, что у него снова отняли телефон, но наконец он отвечает. Голос у него заторможенный, слова звучат вяло. Неужели ему снова повысили дозу препаратов?

– Бенни? У меня новость.

Он не общается со мной уже несколько недель. Мои эсэмэски остаются без ответа. Все еще злится на меня. Он до сих пор считает, что я прогнала от него любовь всей его жизни. Подумать только.

– Новость про Нину?

– Нет. Господи, Бенни. Не будем об этом.

Я чувствую, что он обиделся.

– Ну ладно. Какая еще новость? Ты наконец опомнилась и уезжаешь из этой преисподней? Решила спалить Стоунхейвен дотла?

– Не совсем, – говорю я. – Я вышла замуж.

– Замуж? – Долгая пауза. – За этого, как его там? Виктора? Вот не знал, что вы снова вместе. Здорово.

– Не за него, Господи, нет. За Майкла.

Еще более долгая пауза. Наконец Бенни произносит:

– Ладно, сдаюсь. Кто такой Майкл?

– Писатель. Который арендовал у меня домик смотрителя.

Ноль эмоций.

– Ирландец. Из старинного дворянского рода. Я тебе говорила о нем.

Ноль эмоций.

– Ради бога, Бенни. Он тот парень, который приехал сюда с Эшли… то есть с Ниной. Она уехала, а он остался. И мы… в общем, мы полюбили друг друга. Понимаю, звучит странно. Но я по-настоящему счастлива. Давно не была такой счастливой. И просто я хотела, чтобы ты об этом узнал.

На этот раз пауза затягивается так надолго, что я начинаю гадать – уж не заснул ли Бенни.?

– Бенни.

У меня внутри образуется пустота, и с каждой секундой она становится все глубже.

– Я тебя услышал.

И я отлично понимаю, что он думает, потому что он мой брат. И этот его безмолвный шепот, полный сомнений, обнажает в моем разуме то, о чем я так старалась не думать сама.

– Бенни?

Я слышу в ответ странный звук – то ли сдавленный кашель, то ли смех.

– Ты вышла замуж за парня, о котором ничего не знаешь?

– Я знаю достаточно, – говорю я. – Я знаю, что мне с ним хорошо.

– Ванесса, – произносит Бенни медленно. – Ты – идиотка.

Я напоминаю себе: это говорит болезнь Бенни – те самые пессимизм, паранойя и ностальгия, которые разорвали на клочки его жизнь. Однако его слова действуют на меня на манер яда, и этот яд просачивается в мое счастье и грозит убить его. Ты вышла замуж за парня, о котором ничего не знаешь.

Да? Знаю ли я о Майкле что-нибудь, кроме того, что он сам рассказал? Конечно нет. Я не встречалась с его родственниками, не говорила с его друзьями (кроме нее). И все же я не могу сбросить со счетов то чувство, которое он мне подарил, – чувство того, что я знаю его, а он меня. Он – единственный человек, увидевший Ванессу Либлинг такой, какая я есть на самом деле, за пределами всего, чем так хитро опутаны мое имя и публичный образ. Истинность этого чувства делает не такой уж важной скудную автобиографию Майкла.