Квартира Лахлэна – безликая бежевая коробка в самом обычном бетонном кондоминиуме в большом жилом комплексе Западного Голливуда. Здесь у домов толстые стены, и никто не разговаривает с соседями. Я бывала здесь всего несколько раз за все годы нашего партнерства. Обычно Лахлэн сам приезжал ко мне, и я всегда приписывала это уважению к тому, что мне необходимо постоянно находиться рядом с матерью. А теперь я гадаю, не связано ли это было с его желанием утаивать от меня немалую часть своей жизни.
Я одета в то, в чем меня арестовали, то есть на мне та одежда, в которой я уехала из Стоунхейвена ноябрьским утром, давным-давно. От рубашки все еще едва уловимо пахнет дезодорантом, которым я пользовалась в тот день, а на брюках – пятно от кофе, пролитого мной в машине. Мои вещи болтаются на мне, они словно бы с чужого плеча. После почти двухмесячного заточения в окружной тюрьме солнце кажется ослепительно ярким, а воздух – таким сладким, что дышать даже немного больно.
Я подсказываю Ванессе, что лучше припарковать ее универсал в паре кварталов оттуда, в котором находится домик Лахлэна, – на всякий случай! Затем мы с ней идем к жилому комплексу пешком. Ванесса отстает от меня на полшага. Мы переходим от одного дома к другому, и она стреляет глазами по сторонам – похоже, боится, что Лахлэн выскочит из-за зарослей олеандра. Ветер плавно раскачивает кроны пальм, опавшие ветки лежат у подножия стволов, словно сброшенные птицами перья.
– А Лахлэн знает, где ты? – спрашиваю я.
– Я ему сказала, что еду навестить брата.
– Бенни. Кстати, как у него дела?
Ванесса смотрит себе под ноги, на тротуар, и старательно обходит старые, почерневшие пятна жевательной резинки, которыми усеян асфальт.
– То лучше, то хуже. Было улучшение, но в последнее время опять проблемы. – Ванесса немного медлит. – Хуже стало с того дня, как он узнал о твоем возвращении. Он просто больше ни о чем думать не желал, так ему хотелось снова тебя увидеть. Он даже пытался покинуть территорию клиники, чтобы разыскать тебя. И где – в
Я слышу укор в последнем слове, но предпочитаю не обращать на это внимания. При мысли о Бенни, безуспешно пытающемся разыскать меня, у меня до боли сжимается сердце.
– Может быть, я потом могла бы навестить его.
Ванесса искоса недоверчиво смотрит на меня:
– Правда?
– Конечно.
Мысль о возможности увидеть Бенни наполняет меня легкостью. Быть желанной. Это то, чего стоит ждать, с чем стоит соединить будущее, к чему стоит идти. Когда в последний раз кто-то действительно хотел меня увидеть, пусть даже психически нестабильный бывший возлюбленный из далекого детства?
Мы с Ванессой обходим вокруг одного из домов – в том месте, где здания стоят вдоль узкой полоски гравия и высокого деревянного забора. Выше забора видны голливудские холмы, пальмы, а под ними дома, стоимость которых исчисляется восьмизначными цифрами. Эти дома стоят так, словно весь остальной мир их не касается. Где-то там, наверху, дом Алексея, и там на стене до сих пор висит картина Ричарда Принса с изображением медсестры – окровавленной и зоркой. А мне кажется, что это было в другой жизни.
Около каждого домика в комплексе небольшая площадка. Чаще всего на них стоят велосипеды, пластиковые стулья или горшки с пожухлыми растениями. Ванесса идет за мной к дому в дальнем конце комплекса. Мы останавливаемся перед кубиком с темными окнами. Я без труда перепрыгиваю через ограду. Ванесса смотрит на меня, вытаращив глаза.
– Давай, – поторапливаю ее я.
– А у нас не будет проблем?
Я обвожу взглядом соседние дома. Везде крепко закрыты ставни. Люди настолько боятся, что посторонние заглянут к ним в окно, что забывают сами выглядывать в окна.
– Никто не смотрит.
Ванесса перелезает через невысокую ограду и останавливается рядом со мной. Она тяжело дышит.
– У тебя есть ключ? – шепотом спрашивает она.
– Он мне не нужен, – отвечаю я.
Я приподнимаю вверх ручку скользящей двери и нажимаю на стекло плечом, чтобы качнуть дверь относительно рамы. Язычок замка выскакивает из паза. Дверь бесшумно скользит в сторону.
Ванесса прикрывает рот ладонью:
– Откуда ты знаешь, как это надо делать?
Я пожимаю плечами:
– Этому меня отец научил. Успел, пока моя мать его не выгнала. Он всегда так жутко напивался, что не мог найти ключи.
Ванесса смотрит на меня, широко раскрыв глаза:
– Кто же он был, твой отец? Не стоматолог, я так понимаю?
– Нет. Он был пьяница, картежник и любитель поднять руку на жену. Наверное, он или за решеткой, или помер. Надеюсь, что так.
Ванесса не отводит от меня глаз. Она будто бы не видела меня раньше.
– А знаешь, когда ты говоришь честно, ты – совсем другой человек. И пожалуй, ты мне такая больше нравишься.
– Забавно. Мне-то самой Эшли больше по вкусу. Она хотя бы не такая циничная. И вообще посимпатичнее.
– Эшли была фальшивкой. Даже странно, как я не поняла этого с самого начала, – фыркает Ванесса. – В настоящей жизни не встретишь человека, настолько поглощенного самим собой. В соцсетях такие есть, это в реальности я таких не встречала. Эшли всегда была слишком хороша, чтобы быть правдой.