Красивые вещи

– Никакой полиции не было. Тогда – не было. Эфраим переехал в Иерусалим, так я слышала. Эту историю мы выдумали с Лахлэном только для того, чтобы уговорить тебя уехать из ЛА, а потом подержать тебя как можно дальше, пока я… пока меня… – она теряется и последнее слово едва не сглатывает, – вылечат.

– Но меня в итоге арестовали, – возражаю я. – Ради бога, мама. Против меня выдвинуты обвинения в грабеже. Это не выдумка.

Вот когда мою мать наконец прорывает. Сначала я слышу, как что-то словно взрывается у нее в глотке, а когда я оборачиваюсь, я вижу, что крошечные морщинки вокруг ее глаз намокли от слез.

– План был не совсем такой, – шепотом произносит она. – Клянусь, не такой. Лахлэн обманул меня. Он нас обеих подставил.

Может быть, все сложилось бы хорошо, если бы деньги до сих пор лежали в сейфе, когда я его открыла. Может быть, мы поделили бы миллион долларов и разошлись бы на закате. Каждый пошел бы своей дорогой, без обид, счастливого пути. Или у Лахлэна все это время имелся другой, собственный план. План Майкла О’Брайена. Но когда я вернулась в Лос-Анджелес с пустыми руками и без Лахлэна, моя мать поняла, что вот-вот может случиться нечто ужасное. И все произошло намного быстрее, чем она ожидала. Стук в дверь, наручники на моих запястьях – и я в тюрьме.

Тот самый склад полицейские нашли не сами. Они получили анонимный звонок. Некто упомянул Алексея Петрова, и все остальное было быстро раскручено.

Кто, кроме Лахлэна, мог это сделать?

Я так возмущена, что теряю дар речи. Я откачиваюсь на стуле назад и прижимаюсь спиной к обшарпанной стенке бунгало. Заусенцы на досках прокалывают ткань моей рубашки, впиваются в кожу, но я не шевелюсь. Даю себе почувствовать боль предательства со всей силой.

– Ты должна была это предвидеть! Должна была понять! Ты же знала, кто он такой – что он мошенник! Как ты только могла просто отдать меня ему – вот так? – Мне хочется разрыдаться. – Ты всю жизнь твердила мне, чтобы я тебе верила, что в этом мире только мы с тобой есть друг у друга. А потом ты сделала со мной такое!

Моя мать молчит. Я чувствую, как дрожит рядом со мной ее тело. Такое впечатление, что внутри нее что-то выходит из строя.

– Если бы я только могла, я бы его убила, – произносит она. – Но я не знаю, куда он подевался. Он не отвечает на мои звонки и не перезванивает мне.

– Он все еще в Стоунхейвене. Он уговорил Ванессу Либлинг выйти за него замуж. Скорее всего, он превратит ее жизнь в ад, а потом разведется с ней и отберет у нее все, что она имеет.

– О! – Мать произносит странным голосом: – Бедняжка. Вверх по нашей дороге поднимается машина. Мы обе молчим, когда нас окатывает светом фар. Я смотрю на мать и вижу, что она криво усмехается. Ей ни капельки не жаль Ванессу.

Я резко вскакиваю и едва не оступаюсь на старых, неровных досках крыльца:

– Где моя машина?

Мать равнодушно смотрит на меня:

– Я ее продала. Никак не думала, что ты так скоро выйдешь, и…

– А что с машиной Лахлэна – с той, на которой я приехала домой из Тахо?

– Эта тоже продана. – Мать склоняет голову, ее голос звучит наподобие скулежа собаки. – Мне нужно было платить по счетам…

– Черт побери, мама…

Я распахиваю входную дверь. Ключи от материнской «хонды» лежат совсем рядом. Я хватаю их с блюдечка на столике, беру и свою сумочку.

Когда я поворачиваюсь к двери, мать стоит на пороге. Она хватает меня за руку, загораживает дорогу, и меня изумляет то, какой сильной стала ее хватка. А может быть, все это время она просто притворялась слабой.

– Ты куда? – спрашивает мать.

– Не знаю, – отвечаю я. – Куда угодно, лишь бы здесь не оставаться.

– Не бросай меня!

В свете люстры, висящей в гостиной, я вижу ее опустошенный взгляд, покрывшееся красными пятнами лицо, темные потоки слез, подкрашенных тушью для ресниц.

– Что же я буду делать?

Я опускаю глаза и смотрю на ее руку, сжавшую мое запястье, на розовые раковинки накрашенных лаком ногтей и светлые складочки на загорелой коже, выдающие секреты. Кстати, где она провела последнюю неделю и с кем? Но на самом деле ответ очевиден: как только моя мать узнала, что с помощью денег Либлингов она не сумеет свить уютное гнездышко, она поняла, что ей снова надо приступать к мошенничеству, и она наметила очередную мишень. Что же она замыслила, находясь где-то в пустыне? Сам этот вопрос жутко изнуряет меня, и я понимаю, что мне уже неинтересно искать ответы.

– Ты будешь делать ровно то, что делала всегда, – говорю я. – Но на этот раз, когда ты снова засыплешься, меня рядом не будет, чтобы тебе помочь.

Глава тридцать третья Ванесса

Когда я вхожу в парадную дверь Стоунхейвена, он ждет меня. С улыбкой на губах, в голубой кашемировой водолазке (мой рождественский подарок!) под цвет его глаз, с бокалом вина в руке. Он стоит в холле, рядом с дельфтскими вазами моей бабушки, с таким видом, словно встречает гостью в своем доме. (Своем! О боже, что я наделала? Маман, папа, бабушка Катрин, простите меня!)

Мой муж. Майкл О’Брайен.