Красивые вещи

Я вожусь с чемоданом, отряхиваю снег с волос. Майкл бросается ко мне, берет у меня чемодан, а мне протягивает бокал. Я смотрю в темную глубину кларета, крепко сжимая в руке ножку бокала. Мне очень и очень не по себе.

– Шато «Пап Клеман», в винном погребе нашел, – говорит Майкл, заметив, что я растеряна. – Ох, я же тебя не поцеловал.

В это мгновение его губы смыкаются с моими губами, и от его тепла тают снежинки, лежащие у меня на щеках, и по ним стекают холодные струйки, похожие на слезы. Майкл сводит руки на моей спине, прижимает меня к своему теплому свитеру, под которым я ощущаю ровное биение его сердца. Внизу живота у меня становится горячо, и это меня не радует. И я готова поклясться: жизнь внутри меня узнает Майкла, и эта жизнь трепещет и бродит внутри меня. Против воли я расслабляюсь в его объятиях. Так легко и просто поплыть по течению, и пусть Майкл заботится обо мне… О нас.

Всю долгую дорогу от Лос-Анджелеса я готовилась к встрече с преступником. Я ехала сквозь снежную бурю и думала: «Я сумею! Я смогу, я сильная! Я – Ванесса Либлинг!» – и вот теперь я нахожу у себя дома внимательного мужа, безвредного, как плюшевый медвежонок. Я напоминаю себе, что это… что он всего лишь иллюзия. Но она так убедительна…

Да и кто такая Ванесса, черт бы ее побрал, Либлинг? Чокнутая трусиха, прячущаяся за именем, потерявшим все свое могущество.

Я делаю шаг назад.

– Ты подстригся, – замечаю я.

– Тебе нравится, да? Я помню, ты говорила, что предпочитаешь более короткие стрижки.

Майкл проводит рукой по волосам и взъерошивает их так, что одна волнистая прядь падает ему на глаза. Он улыбается мне, глядя на меня из-под волос, и я против воли ощущаю прилив желания. Я иду следом за Майклом в кухню. В камине пылает огонь, а в духовке что-то жарится… Курица? С картошкой? Как все по-домашнему. Это так сильно действует на меня, что хочется плакать. Все обвинения тают вместе со снегом на моих ботинках.

Майкл наливает себе вина, оборачивается и смотрит на меня. Я неподвижно стою на пороге, я еще не сняла куртку и не прикоснулась к вину – держу бокал в руке. Улыбка начинает мало-помалу покидать лицо Майкла и вскоре исчезает совсем.

– Что-то не так? – спрашивает он.

За окнами быстро падает густой снег, окутывает Стоунхейвен пеленой безмолвия. По радио я слышала, что сегодня обещают снежный покров толщиной в три фута. Синоптики говорят, что это самая мощная снежная буря этой зимы. Еще в прогнозе то и дело звучало слова «заносы» и «завалы». Ирония судьбы. Мне еще повезло, что я сумела добраться домой: только я проехала перевал, как дорожный патруль перекрыл все дороги в округе.

Несмотря на тепло, исходящее от камина, мне холодно.

Я не осознаю, что собираюсь говорить, до тех пор, пока слова сами не слетают с моих губ, как могла бы случайно выскочить из руки граната.

– Кто ты?

Майкл ставит бокал с вином на стол. От изумления его брови подскакивают вверх.

– Майкл О’Брайен?

– Это твое имя. Но кто ты на самом деле?

Он снова улыбается, чуть кривит верхнюю губу:

– И меня об этом спрашивает королева двуличия.

Я замираю:

– Это ты обо мне? Что ты имеешь в виду?

– Вся твоя карьера состояла в распространении лжи. На потребу публики красивый фасад, а под ним неведомо что. Продажа жизни, которой на самом деле нет. Тебе не кажется, что это ложь?

– Это никому не приносит вреда! (Или приносит?)

Майкл пожимает плечами и садится на табурет. Бокал с вином он ставит на мраморную столешницу. Слышится тихий звон. Майкл вертит бокал до тех пор, пока вино едва не выливается через край.

– Как хочешь, так и думай. А я не согласен. Ты получала прибыль от мифической версии себя, ты внушала людям недостижимые мечты, вызывала у полумиллиона своих последовательниц комплексы неполноценности и обрекала их на лечение от синдрома упущенной выгоды[120]. Ты – торговка, моя милая. Как и все такие, как ты.

У меня такое чувство, будто мне голову набили ватой. Просто с ума сойти, как он спокоен! Пытается меня смутить, и это ему удается.

Что я говорю?! Я боюсь разозлить Майкла. Я не забыла, как страшно было смотреть на него, когда он сжимал в руке кочергу, как он распсиховался, когда я объявила ему, что не так богата, как он думал. Здесь, в кухне, есть ножи, есть тяжелые чугунные сковороды и горящие поленья в камине и еще много разных опасных вещей. Я не хочу грандиозного скандала. Я просто хочу, чтобы Майкл ушел.

Я предпринимаю еще одну попытку:

– Послушай, я просто думала… – Потише, осторожнее. Я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно мягче и неувереннее. Насчет неуверенности – это как раз не так уж сложно. – Вправду ли у нас получается? В смысле – жить вместе?

Майкл снова принимается крутить бокал на столешнице. Бокал пьяно раскачивается. Того и гляди упадет и разобьется. Я уже готова броситься к Майклу и схватить бокал, как он вдруг придерживает ножку пальцем и останавливает вращение:

– Что? Ты разве несчастлива?

– Я просто думала…