Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

Он признал, что ему стыдно, что он просто в ужасе от произошедшего, и твердо заявил, что удвоит свои усилия.

– Я посещал по два собрания в день, – сказал он. – Мне приходится проходить все шаги программы с самого начала.

Конечно, мне стало легче (в очередной раз), и у меня появилась надежда (в очередной раз). Я, как всегда, прикидывал: что изменилось в этот раз? И изменилось ли? Действительно, он делал успехи, которые я учился замечать день за днем. Рэнди помог ему найти новую работу. Они начали вновь работать по программе «12 шагов». Каждый день до или после работы они совершали длинные велосипедные прогулки.

Мы в Инвернессе тоже проходили аналогичную процедуру восстановления. С помощью собраний Ал-Анон и бесед с психотерапевтом, которого мы с Карен время от времени посещали, мы стали разбираться в том, насколько наша жизнь тоже стала неуправляемой. Моя-то уж точно. Мое благополучие стало зависеть от Ника. Когда он сидел на наркотиках, моя жизнь превращалась в хаос; когда он не употреблял, у меня все налаживалось, хотя спокойствие это было весьма непрочным. По словам психотерапевта, у родителей детей, употребляющих наркотики, часто развивается одна из форм посттравматического стрессового синдрома, который усугубляется рецидивирующим характером болезни. Для солдат, вернувшихся с поля боя, снайперский огонь и разрывы бомб навсегда остаются в памяти. Родителей наркозависимого очередной огневой вал может накрыть в любой момент. Мы пытались защитить себя от него. Мы делали вид, что всё в порядке. Но мы жили рядом с бомбой замедленного действия. Зависимость от настроений, решений и поступков другого человека подрывает силы и здоровье и вообще вызывает негативные последствия. Меня злило слово «созависимый», потому что это такое заезженное клише из книг по самопомощи, но с Ником я реально стал созависимым – от его благополучия стало зависеть мое. Как могут родители не быть зависимыми от здоровья собственного ребенка или от его болезни? Но должна быть какая-то альтернатива, потому что так жить нельзя. Я понял, что моя тревога за Ника ему не помогает и вредит Джасперу, Дэйзи, Карен – и в конечном счете мне самому.

Прошел месяц. И еще один. В июне я собрался в Лос-Анджелес, чтобы провести интервью. Я спросил Ника, не хочет ли он со мной поужинать.

Я подъехал к его дому. Мы обнялись. Отступив на шаг, я окинул его взглядом. К этому времени я уже знал, что наркоманы, особенно мет-наркоманы, дошедшие в развитии своей зависимости до определенной точки, уже не в состоянии выздороветь. Ну или на это может потребоваться очень и очень много времени. А некоторые вообще не выздоравливают. Физическое истощение организма, не говоря уже о психической деградации, может принять необратимый характер. Но карие глаза Ника светились, а тело выглядело сильным, как прежде. Он так же непринужденно и искренне смеялся. Но я уже не раз был свидетелем подобной трансформации.

Мы решили прогуляться и поболтать – о грядущих выборах, еще о всяких пустяках. Всегда интересно обсудить кино.

– Я хочу извиниться, – сказал он.

Но его голос сорвался, и он замолчал. Казалось, ему было слишком тяжело продолжать. Возможно, слишком за многое пришлось бы извиняться.

Мы встретились снова на следующий день, вечером. Я сопровождал его на собрание анонимных алкоголиков. Потягивая чуть теплый кофе из бумажных стаканчиков, мы представились.

– Я Ник, наркоман и алкоголик, – сказал он.

Когда настала моя очередь, я сказал:

– Я Дэвид, отец наркомана и алкоголика, я здесь, чтобы помочь своему сыну.

Спикер собрания сказал, что он не употребляет наркотики уже год. Раздались аплодисменты. Он рассказал, какое влияние это оказало на его жизнь. На прошлой неделе он оказался наедине с девушкой своего друга, к которой его влекло очень давно. Она начала проявлять к нему недвусмысленный интерес. В прошлой жизни наркомана он был бы в восторге и не задумываясь переспал бы с ней, но в этот раз начал целоваться и вдруг остановился. Он сказал: «Я не могу это сделать». И ушел. Выйдя из ее дома, по пути к себе он заплакал навзрыд. Он сказал: «И вдруг меня осенило. Ко мне просто вернулись мои моральные принципы». Мы с Ником посмотрели друг на друга… Как? С некоторой настороженностью. И в первый раз за долгое время – с нежностью.

Я все время помнил, что Нику ничего не дается легко. Я всем сердцем сочувствовал ему. Мне хотелось чем-то помочь ему, но я ничего не мог сделать. Я хотел, чтобы он осознал свое трудное и мучительное прошлое и пообещал, что это больше никогда не повторится. Но он не мог дать такое обещание. Когда мы разговаривали, я понял, что Нику открылась горькая ирония первого этапа воздержания от наркотиков. Награда за твои тяжелые усилия на пути восстановления состоит в том, что ты погружаешься в боль и страдания, от которых ты пытался избавиться с помощью наркотиков. Он говорил, что временами он прекрасно себя чувствует и смотрит на жизнь с оптимизмом. Но бывают и другие моменты, когда на него наваливаются депрессия и одиночество.