Она отложила вязание в сторону и сказала, что вчера они обсуждали наркотики в группе Girls on the Run, сообществе, объединяющем девочек с четвертого по шестой классы, которые занимаются бегом и обсуждают личные темы и социальные проблемы – всё, от внешнего вида до правильного питания. Мнения девочек о том, почему дети начинают пить, курить и употреблять наркотики, разделились.
– И какие причины вы нашли?
– Они до ужаса недовольны собой, – сказала она. – Моника говорит, что это давление сверстников, друзей, одноклассников. Джанет сказала, что у кого-то стресс, а я думаю, что ты просто хочешь выйти из своей скорлупы, стать не таким замкнутым. Мы обсуждали, как справляться со стрессом, или грустным настроением, или чем-нибудь таким, и решили, что лучше и разумнее придумать способы, как быть в ладу с самим собой и делать то, что доставляет тебе радость, например бегать, а не употреблять наркотики.
Джаспер сидел тихо и о чем-то думал. Наконец он сказал:
– Я тоже обсуждал наркотики, когда мы ездили на экскурсию.
Его класс только вернулся после ночевки на холодном, окутанном туманом острове Ангела. Он сказал, что они с другом болтали до ночи, дрожа от холода:
– Он спросил, как дела у Ника. Я сказал, что он снова употребляет наркотики.
Его друг, прочитавший статью в The Times, засомневался: «Но твой брат вроде бы такой умный, такой симпатичный чувак…»
– Я ответил ему, что я знаю. Он такой и есть, – сказал Джаспер.
Он повторил историю об ангеле и дьяволе, сидящих на плече у Ника, и добавил, что хочет поговорить об этом с каким-нибудь человеком, который помогает людям с наркозависимыми в семьях и учит справляться с этой бедой.
В прошлом Джаспер и Ник посылали друг другу сообщения, используя мой мобильник и мобильник Ника: короткие приветствия и пожелания. И сейчас, размышляя о своем брате, Джаспер попросил отправить такое сообщение. Он написал:
– Ник. Будь разумным. Люблю, Джаспер.
Он отправил свое послание, хотя телефон Ника был отключен.
– Может, он его снова включит, – объяснил он.
С этой болезнью связано много всего, что причиняет горе. Горе сменяется надеждой, надежда – снова огорчениями. А потом в наше горе вторгается очередной кризис. Взяв томик Шекспира из стопки книг на прикроватном столике, я прочитал:
Я злился на то, во что его зависимость превратила его и нашу жизнь – в бесконечную борьбу и страдания, и одновременно меня наполняла безграничная любовь к нему, к тому чуду, которым был Ник, к тому, что он привнес в нашу жизнь. Я злился на Бога, в которого не верил, и все-таки молился ему и благодарил за Ника и за надежду, которая теплилась во мне, даже сейчас. Может быть, мой мозг увеличился в объеме и вмещал теперь больше, чем раньше. Он стал более терпимым к разного рода противоречиям, например к идее, что рецидивы могут быть частью процесса реабилитации. Ведь говорил же доктор Роусон, что иногда только после многократных срывов зависимый начинает вести трезвый образ жизни. Если наркоманы не умирают и не наносят себе непоправимый вред, у них остается шанс выкарабкаться. Всегда остается еще один шанс.
Я вспоминал удручающие статистические данные об эффективности лечения в наркологических клиниках, которые год назад мне сообщила медсестра: успешные случаи исчислялись однозначными числами. Я понимал, что нелепо ожидать от наркозависимых, что они будут до конца дней своих вести трезвый образ жизни после одной, двух, трех и более попыток «завязать». Но, может быть, более важное значение имели те данные, которые назвал один из лекторов в наркологическом центре: «Более половины тех, кто переступает порог наркологической клиники, сохраняют трезвый образ жизни в течение десяти лет после выхода из клиники. Хотя это не исключает того, что они многократно предпринимали попытки встать на путь трезвости и столь же часто срывались».
Несмотря на эти печальные мысли, я был благодарен за то чудо, что Ник жив и что у него есть шанс изменить свою жизнь.