Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

Другой знакомый сказал нам, что лечение в наркологическом центре – неправильный метод. Что действительно нужно Нику – это «Школа выживания». Одни верят в пользу психотерапии, другим она ненавистна. У меня же сложилось впечатление, что психологи и психотерапевты, которые наблюдали Ника на протяжении нескольких лет, давали мне полезные советы и поддерживали меня и, может быть, в чем-то помогли и ему тоже. Однако, несмотря на все их регалии, несомненный профессионализм и преданность своему делу, практически все специалисты, с которыми мы консультировались, не имели опыта работы с наркозависимостью и не смогли ее диагностировать. В общем, у каждого было свое мнение об этой проблеме, и доброжелательные советы лились на нас нескончаемым потоком. Мы с Карен всё это внимательно выслушивали. И хотя большинство советов мы не принимали всерьез, все равно мы были благодарны людям за заботу.

Мама ребенка, который учился в школе, куда ходили Джаспер и Дэйзи, порекомендовала нам местного специалиста по наркозависимости, утверждая, что он помог одному ее другу больше, чем все другие эксперты. По каким-то неведомым причинам мы прислушались к этой рекомендации и записались на прием.

Кабинет психотерапевта располагался над магазином художественных принадлежностей в Сан-Ансельмо. Доктор делил его с консультантом по вопросам брака. Кабинет скромный, не такой официальный, как те кабинеты психологов, которые мы привыкли видеть. У нас было такое впечатление, будто мы уже познакомились со всеми консультантами по проблемам злоупотребления алкоголем и наркотиками, со всеми психологами и психиатрами, практикующими в районе залива Сан-Франциско, где, похоже, таким специалистом является каждый третий житель. Как это нас характеризовало? Скотт Пек[20] сказал, что лечение у психотерапевта проходят самые больные и самые здоровые люди. Интересно, к какой категории относились мы?

У доктора была спокойная улыбка на изрезанном морщинами лице, редеющие волосы. Одет он был в рубашку с открытым воротом и шерстяную куртку. Он производил впечатление солидного, мягкого и сочувствующего человека. По его внешности, манере поведения, мягкому голосу и добрым глазам мы догадывались, что он понимает наше отчаяние, потому что сам пережил такие же испытания.

Мы рассказали ему о Нике во всех подробностях. Мы объяснили, что сейчас он в наркологическом центре «Олхофф». Мы признались, что не уверены, что поступили правильно. Мы сказали, что беспокоимся о Джаспере и Дэйзи. Мы сказали, что не знаем, что будем делать, когда программа лечения закончится.

К нашему удивлению, он дал нам не так много советов, во всяком случае в отношении Ника, хотя и поддержал наше решение отправить его в наркологический центр. Большая часть его консультации была адресована нам с Карен.

– Позаботьтесь о себе. Берегите свой брак. Браки довольно часто разрушаются, когда ребенок становится наркоманом.

Он сказал, что мы не можем и не должны придумывать, что делать, когда программа закончится, ведь за это время много чего может случиться.

– Живите сегодняшним днем. Поверьте, несмотря на банальность, этот совет работает.

В конце приема он наклонился к нам и сказал с подкупающей проницательностью:

– Устройте себе свидание.

– Уже, – сухо ответила Карен. – Вот оно, наше свидание, перед вами.

Мы посмотрели друг на друга, осознав этот парадокс. Действительно, мы целую вечность никуда не выходили вдвоем. Переживая тяжелый психологический стресс, мы стремились держаться ближе к дому, к тому же боялись оставить младших детей одних. В этот вечер мы отвезли их к Нэнси и Дону.

Доктор спросил, не пробовали ли мы ходить на собрания анонимных алкоголиков.

Я сказал, что нет.

– Я думал, это для… – я замолчал.

Он ответил:

– Попробуйте. Возможно, это окажется полезным для вас.

Несмотря на то что телефонные звонки в наркологическом центре запрещены, на третий день пребывания в «Олхоффе» Ник ухитрился-таки позвонить, умоляя забрать его домой. Когда я отказался, он с грохотом повесил трубку. Разволновавшись, я позвонил закрепленному за ним консультанту. Она сообщила, что Ник мрачен, подавлен, агрессивно настроен и грозится убежать. «Но они практически всегда начинают с этого».

– Что, если он убежит?

– Мы не сможем остановить его. Он уже взрослый.

Что нам оставалось делать? Мы могли только надеяться. За это время мы с Карен несколько раз сходили на прием к консультанту по проблемам зависимости от наркотиков и алкоголя. Он прекрасно умел слушать. Это, может быть, то, в чем мы нуждались тогда больше всего. Он помогал нам разобраться в том, что мы можем, а что не можем сделать для Ника. По его словам, самое трудное в отношениях с ребенком-наркоманом – это неспособность контролировать его зависимость. Мы не могли сами спасти Ника.

– Вы можете поддержать его на пути к выздоровлению, – сказал он. – Но вы не можете пройти этот путь за него. Мы пытаемся спасти их. Родители пытаются. Это все, что могут сделать родители.