Он рассказал нам о трех принципах программы анонимных алкоголиков: «Это не ваша вина. Вы не можете это контролировать. Вы не можете вылечить это».
Каждый раз, когда мы уходили, он напоминал:
– Будьте союзниками. Помните, вы должны позаботиться о себе. В противном случае от вас никому не будет никакого толку – ни друг другу, ни вашим детям.
Теперь, когда Ник был в безопасности, хотя бы на время, – я стал больше времени уделять работе. Один из героев моих интервью – выздоравливающий наркоман и одновременно пациент такого же «завязавшего» наркозависимого. Я рассказал ему, что поместил своего сына в наркологический центр. Он сказал:
– Благослови вас Бог! Я там был. Это настоящий ад. Но он в руках Божьих.
Это поразило и испугало меня. Я заметил, что наша семья никогда не верила в Бога.
– Хотел бы я верить, – сказал я. – Мне хотелось бы передать все это в чьи-то руки. В руки кого-то могущественного и великодушного. Но я в это не верю.
– Вы уверуете в Бога, прежде чем закончатся ваши испытания, – ответил он.
Я позвонил консультанту Ника в «Олхоффе». Я догадался, что она пытается сделать вид, что все хорошо, но на самом деле явно в растерянности. Она сказала:
– Метамфетамин особо коварная вещь. Это наркотик самого дьявола. То, что он с ними делает, просто ужасно.
Она помолчала и постаралась успокоить меня:
– Впрочем, еще рано говорить что-то определенное.
Не в первый раз я услышал, что метамфетамин хуже, чем большинство других наркотиков. Чтобы узнать почему, я продолжил свои изыскания и побеседовал с другими исследователями, изучающими свойства и действие метамфетамина. Они объяснили, что наркоманы часто чрезмерно увлекаются и увеличивают дозу, пытаясь снова испытать первоначальный кайф, но для метамфетаминовых зависимых, у которых уровень дофамина в мозге падает на 90 %, это недостижимая задача. Как и при употреблении многих других наркотиков, дефицит дофамина у них ведет к развитию депрессии и повышенной тревожности. Но в случае метамфетамина все гораздо серьезнее. Это вынуждает человека увеличивать потребление вещества, тем самым усугубляя повреждение нервов, что, в свою очередь, усиливает непреодолимую тягу к наркотику. Таким образом формируется порочный круг, что приводит и к развитию зависимости, и к рецидиву после лечения. Многие исследователи утверждают, что вследствие невероятной нейротоксичности этого наркотика мет-наркоманы, в отличие от тех, кто употребляет другие наркотики, возможно, никогда не смогут восстановиться полностью. Для меня это был страшный вывод, который придал моему исследованию новый импульс.
Администрация Клинтона выделила миллионы долларов на поиски методов лечения зависимости от злоупотребления метамфетамином, когда эпидемия начала стремительно распространяться. Среди мет-наркоманов отмечались высокий показатель рецидивов и низкий показатель удержания пациентов в программах реабилитации. Одной из целей исследования было определить, вызывает ли этот наркотик необратимое повреждение мозга. Если это так, например как при болезни Паркинсона, лучшее, что можно было бы сделать, – это лечить симптомы или замедлить процесс деградации. Полного выздоровления, вероятно, добиться будет невозможно.
В 1987 году организация «Партнерство во имя Америки без наркотиков» организовала кампанию «Это твой мозг на наркотиках». Но мозг человека, употребляющего метамфетамин, не похож на яичницу (как в рекламном ролике кампании). Он больше напоминает ночное небо над Багдадом в первые недели войны. Во всяком случае, именно так это выглядит на экране компьютера, стоящего на столе Эдит Лондон, фармаколога по образованию и профессора психиатрии и биоповеденческих наук в Медицинской школе Дэвида Геффена Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.