Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

Нет ничего удивительного в том, что почти половина пациентов программы в Сан-Франциско были геями, сидящими на «Тине», как они называют метамфетамин. Спид, метамфетамин – беда многих городских гей-сообществ, что заставляет вспомнить 1970-е годы, времена еще до появления СПИДа, считает Стивен Шоптау, психолог факультета семейной медицины Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. По оценкам специалистов в области здравоохранения, до 45 % геев, живущих в Сан-Франциско, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, пробовали кристаллический метамфетамин. Среди впервые выявленных ВИЧ-инфицированных 30 % регулярно употребляют этот наркотик. В Калифорнии у геев, употребляющих метамфетамин, в два раза выше вероятность стать ВИЧ-позитивными, чем у тех, кто воздерживается от этого наркотика. И гетеросексуальные, и гомосексуальные мужчины и женщины употребляют метамфетамин для секс-марафонов. Под воздействием метамфетамина секс может продолжаться намного дольше и вызывать более яркие ощущения. Действительно, на ранних стадиях наркотик может заставить человека чувствовать себя «энергичным, общительным, уверенным в себе и сексуальным», как говорит Гантт Гэллоуэй, ученый, работающий в Лаборатории по исследованию фармакологии наркозависимости Исследовательского института при Калифорнийском медицинском центре. «Но вскоре они теряют способность к сексуальному возбуждению. К этому времени наркоман, скорее всего, уже пристрастился к таким сексуальным отношениям, которые не привлекли бы его, не употребляй он наркотики, – то есть как раз к тем отношениям, которые способствуют распространению вируса».

ВИЧ-позитивный гей, участвующий в той же программе, что и Ник, наркоман, который сидит на метамфетамине вот уже семь лет, говорит дрожащим шепотом. «Я потерял большую часть зубов, – он показывает одинокую пару коренных зубов внизу. – Легкие у меня дырявые». Трясущимися руками он задирает свою футболку и выпячивает впалый живот, усеянный язвами: «Они никак не заживают. Я кашляю кровью вместе с кусочками желудка. У меня постоянно все болит».

Во время нашего третьего семейного сеанса Ник, подбадриваемый своим консультантом, признался нам с Карен, что он не собирается возвращаться в колледж.

– Я сделал это для вас, – объясняет он. – Я хочу работать. Я хочу некоторое время пожить один. Мне нужна независимость.

Мы вышли из «замка графа Олхоффа» навстречу резкому, пронизывающему ветру. Плотнее запахнули куртки и довольно долго шли по Филмор-стрит до городского административного центра. Карен, как и я, в шоке от решения Ника отказаться от учебы. Честно говоря, я до сих пор только на словах признавал, что Ник – наркоман. Лечение в наркологическом центре необходимо, думал я, но у него все будет хорошо. Я воспринимал Ника не так, как других зависимых, которые сидели рядом с нами на групповой встрече. Ник – умный парень, он просто немного оступился, вышел из-под контроля. Я пропустил мимо ушей предостережение нашего друга и был уверен, что за четыре недели в наркологическом центре его приучат к воздержанию от наркотиков и достаточно испугают, чтобы он осознал, что был на грани краха собственной жизни. И на этом кошмар закончится. Он вернется в колледж, окончит его и заживет нормальной жизнью.

Лелея свои фантазии, я возмущался позицией консультантов центра, которые высказывались достаточно ясно. По их мнению, самым важным делом была реабилитация. Все остальное следовало отложить до лучших времен.

К концу нашей прогулки в моей голове созрела другая интерпретация его слов. Ник просто откладывает учебу в колледже. Вот и все. Это другое дело. Я постарался освоиться с этим новым сценарием. Нику уже восемнадцать лет. Многие откладывают учебу на какой-то период, и в дальнейшем у них все прекрасно складывается.

Во время встречи на четвертой неделе пребывания в центре Ник снова нас удивил. На этот раз он сказал, что решил остаться здесь еще на некоторое время, и спросил, нельзя ли ему переселиться в общежитие для «завязавших» наркоманов. По мнению доктора Линг, «длительность периода воздержания – лучший показатель того, что человек сможет продержаться еще дольше». Меня это несколько испугало – я хотел, чтобы все это побыстрее закончилось, хотел, чтобы сын выздоровел. Но тем не менее план показался вполне разумным. К тому же, признаться, я со страхом думал, что может случиться, если он вернется домой.

Итак, мы согласились, чтобы его перевели в общежитие при центре «Олхофф». Он переехал. Через три дня я позвонил узнать, как он. И мне сказали, что он исчез.

2