Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

После этого светского разговора я рассказал ей о Нике и спросил, знает ли она его. Она попросила описать. Я рассказал, как он выглядит, но она покачала головой.

– Так выглядит половина моих знакомых парней, – сказала она. – Но его я не знаю. Вы не найдете его, если он не хочет, чтобы его нашли.

– Ты хочешь есть? Мне сейчас все равно нечего делать. Я бы мог купить что-нибудь поесть.

Она кивнула:

– Ладно.

И мы пошли в «Макдоналдс», где она буквально проглотила чизбургер.

– Я сидела на кристалл-диете, – сказала она.

Я поинтересовался, как она сюда попала. Она отвечала на мои вопросы тихим, запинающимся голосом.

– Со мной не было никаких хлопот, – сказала она. – Я была милым ребенком.

Она рассказала, как играла в куклы, как была королевой игры в твистер, участвовала в оркестре в старшей школе, любила историю, делала успехи во французском языке. Она много читала. Загибая тонкие пальцы, назвала своих любимых авторов. Этот список мог с таким же успехом принадлежать Нику, во всяком случае когда он был моложе. Харпер Ли, Толкиен, Диккенс, Э. Б. Уайт, Хемингуэй, Кафка, Льюис Кэрролл, Достоевский.

– Федор был моим кумиром, «Братья Карамазовы» – моей библией, но сейчас я не читаю все это дерьмо.

Она взглянула на меня и сказала:

– Знаете, я была чирлидером. Без дураков. Но я так и не дошла до выпускного.

Она застенчиво засмеялась, прикрывая рот трясущейся рукой, затем дернула себя за тонкие, свисающие прядями волосы.

– Сказочная крестная не появилась и не пришла на помощь.

Один мальчик дал ей попробовать метамфетамин пять лет назад, когда ей было четырнадцать. Она отхлебнула минералки и добавила, раскачиваясь взад-вперед на стуле:

– Мет… Хотя я и знаю, что сама все себе испортила, но, если бы у меня была возможность начать все сначала, я бы снова подсела на него. Я не могу жить без наркоты и не хочу. Вы не можете себе представить, как хорошо становится, когда наркотик хороший. Мне это необходимо.

Она вытащила несколько кусочков льда из стакана с кока-колой и стряхнула их с пальцев на стол, наблюдая, как они рассыпаются по пластику. Она рассказала, что ее отец банкир, мать риелтор. Они живут в Огайо в доме, где она выросла.

– Белый дом, розы, изгородь из штакетника – американский стандарт.

Родители наняли частного детектива, чтобы найти ее, когда она убежала из дома в первый раз. Тогда она доехала до Сан-Франциско с одним из друзей. Детектив обнаружил ее в приюте для бездомных и уговорил вернуться домой. Дома родители отвезли ее в больницу, чтобы она прошла курс детоксикации от метамфетамина.

– Это был ад. Мне хотелось умереть.

Она стащила баночку валиума и в тот день, когда ее выписали, приняла слишком большую дозу. Когда она поправилась, родители отправили ее в «Хейзелден», известную на Среднем Западе наркологическую клинику, но она убежала и оттуда. Родители снова ее нашли и поместили в другой наркологический центр.

– Это какой-то дерьмовый культ, секта, – сказала она о программах реабилитации. – Бредни про обращение к Богу.

Она снова сбежала, добыла наркоту у старого приятеля и на попутках вернулась в Сан-Франциско. Большую часть пути она проехала с водителем грузовика, курившим метамфетамин. Она осела в Хейте и начала торговать и колоться кристаллическим метамфетамином. Живет в гараже, где есть обогреватель, но нет водопровода, спит на старом матрасе.

Она рассказала, что употребляет метамфетамин почти ежедневно, курит его и колет. Бодрствует по семьдесят два часа кряду и более. Если спит, то несколько дней подряд. Ее мучают бредовые «наркоманские» кошмары. В отделении неотложной помощи она побывала три раза, один раз с пневмонией, «с каким-то расстройством желудка, я кашляла кровью» и с бредовым состоянием, когда «крыша поехала». Занимаясь попрошайничеством, она зарабатывает достаточно денег на кофе и сигареты. Как-то раз она ударила парня ножом «всего лишь в ногу». Платит за метамфетамин, торгуя наркотиками.

– Когда я не могу заплатить, я делаю минет или что-то еще, что угодно.

Она сказала это и сама, казалось, сконфузилась – видимо, воспоминания пробудили зачерствевшие эмоции. Она отвернулась и опустила глаза. В профиль, с распущенными немытыми волосами она выглядела вдвое моложе.

– Если я не могу достать мет, я становлюсь настоящей стервой, – говорит она. – А с метом я в порядке.

– А как твои родители?

– А что с ними может случиться?

– Скучаешь по ним?

– Не особенно. Да, наверное.

– Ты должна связаться с ними.

– Зачем?

– Уверен, они скучают и беспокоятся. Они могли бы помочь.

– Они скажут, что нужно вернуться в клинику.

– Возможно, это не такая уж плохая идея.

– Я уже это проходила, знаю.

– По крайней мере позвони им. Дай им знать, что жива.

Она не ответила.

– Позвони им. Я знаю, они хотели бы услышать, что ты жива.