Я не был уверен, что еще четыре недели в клинике спасут ситуацию, но понимал, что попытаться стоит. На этот раз мне удалось устроить его в больницу Св. Елены, которая, как ни странно это звучит, располагается в винодельческом регионе – долине Напа.
Многие семьи тратят все до последнего пенни, закладывают дома, используют сбережения, отложенные на образование, опустошают пенсионные счета, чтобы оплатить эффективные программы лечения от наркозависимости, пребывание в исправительных лагерях, лагерях выживания в дикой природе, чтобы платить всевозможным психологам, психотерапевтам и психиатрам. Наши с Вики страховки покрывали б
На следующее утро мы с Ником и Карен отправились в больницу, дорога шла мимо бескрайних желтых и зеленых полей – цветущей горчицы и виноградников.
На Сильверадо-Трейл я свернул на дорогу Санаториум-Роуд, которая ведет к больнице. Ник взглянул на знак, покачал головой и с иронией заметил:
– Отлично. Лечебный лагерь. Снова здорово.
Паркуя машину, я видел, как Ник оглядывается назад. Видимо, он обдумывал, как отсюда сбежать.
– Только посмей…
– Да ладно, испугался я. Господи! – сказал он. – Это будет сущий кошмар.
– По сравнению с побоями и чуть ли не убийством?
– Ага.
Мы вошли в главное здание и, следуя указателям, направились искать отделение лечения от наркозависимости. На лифте мы поднялись на второй этаж и пошли по коридору. В отличие от наркологического центра «Олхофф», здесь царила стерильность: серое ковровое покрытие, флуоресцентные лампы, бесконечные переходы, медсестры в белой, санитары в голубой униформе. Мы уселись в мягкие кресла у сестринского поста и принялись заполнять бланки, не разговаривая друг с другом.
Вскоре за Ником пришла медсестра с прической, как у комика Харпо Маркса, и в больших розовых очках. Она объяснила, что сначала он пройдет собеседование и медосмотр, а после этого его оформят в больницу. Обращаясь ко мне, она сказала:
– Все это займет около часа. Подождите его здесь.
Мы с Карен спустились вниз в магазинчик при больнице и из его скудного ассортимента выбрали Нику туалетные принадлежности. Когда мы вернулись, он сказал, что ему пора идти в его комнату. Мы проводили его. Он опирался на мою руку. Он казался почти невесомым, дунь – и улетит.
Мы все неловко обнялись.
– Удачи, – сказал я. – Береги себя.
– Спасибо, пап. Спасибо, КБ.
– Я люблю тебя, – сказала Карен.
– Я тебя тоже люблю.
Он взглянул на меня и сказал:
– Всё.
В его глазах были слезы.
Программа реабилитации, предлагаемая в больнице Св. Елены, была аналогична той, которая действовала в центре «графа Олхоффа», но включала больше физических нагрузок, в том числе йогу и плавание в овальном больничном бассейне, а также консультации со штатными врачами и психиатром. Особое внимание уделялось просвещению: лекциям и фильмам о химических процессах развития зависимости, которые происходят в мозге; ежедневным собраниям в рамках программы анонимных алкоголиков и анонимных наркоманов; расширенной семейной программе, предусматривающей встречи с родственниками два раза в неделю. В тот момент я не был уверен в успехе лечения в этой больнице, но все же позволил себе поверить, что перед нами забрезжил лучик надежды. Как в песне Спрингстина: «В конце каждого тяжелого дня люди находят причины, чтобы верить». Мои причины состояли из робкой надежды и, как и прежде, слабого утешения в том, что я точно знал, где он находится.
Дома я заснул и спал всю ночь, хотя и беспокойно. В моих кошмарах Ник опять сидел на наркотиках. Я злился на него. Я его умолял. Я оплакивал его. Он под кайфом, ему все равно. Он под кайфом, оглядывается и смотрит безучастно и холодно…
Люди приезжают в винодельческие места ради производимого здесь каберне и пино нуар, грязевых ванн и хорошей еды. Мы же с Карен совершали паломничество сюда ради семейных выходных в больнице. Перед нашей первой встречей в больнице Св. Елены консультант объяснила нам, что вероятность благоприятного прогноза для наркозависимого значительно повышается, если в лечении участвует его семья.
«Мы больше беспокоимся за тех, у кого нет семьи, – сказала она. – Ник один из счастливчиков. Вы увидите, что Николас сильно изменился, – говорила она, пока мы шли по белому коридору. – Но состояние у него очень подавленное. Так всегда происходит во время детоксикации, особенно после употребления метамфетамина. Это худший из наркотиков».