Раздался раскат грома, а за ним – звериный вой. Эрве открыл глаза и ничего не понял. Баба стоял перед ним на коленях, держась руками за булькающий кровью живот с вываливающимися оттуда внутренностями. Из него торчал знакомый Эрве клинок «Ка-Бар»… Еще одна вспышка молнии – и юноша увидел Жан-Луи в плаще и резиновых сапогах.
Враг был сражен рукой брата.
От этой мысли Эрве буквально окаменел.
– Вы, наверное, слышали о кастовом устройстве общества? Мои люди – а они все сикхи – его не признают. Учение сикхов основано на принципе всеобщего равенства. Что касается меня, то я, как член Джайны, тоже его не признаю. В то же время я урожденный брамин… Все это немного сложно… Короче говоря, я никак не мог самолично арестовать Бабу Шумитро Сена.
Измученный Эрве смотрел на Рави Мукерджи, федерального агента с внешностью нотариуса. Последние ночные часы после схватки в Сараяма-Махале были похожи на предыдущие – нереальные, невозможные. Он прожил их как кошмар наяву.
После казни Бабы Шумитро Сена сотрудник Центрального бюро расследований Рави Мукерджи, с которым они встречались в Калькутте, быстро объявился на месте происшествия. Очевидно, он не выпускал троицу французов из виду и отправился за ними сюда, в Бенарес, спокойно ожидая момента, когда Мерш со своей командой остановит тантрического убийцу «любым возможным способом».
Рискованный план, но Мукерджи, похоже, не слишком тревожился о тех, кто может погибнуть в этой истории, – все-таки речь шла об иностранцах, не принадлежащих ни к какой касте и не являющихся джайнами. Другими словами, убийца и его преследователи стоили друг друга. Нули в квадрате. Главным было избавиться от преступника, который терроризировал добрую половину верующих в Варанаси.
Мукерджи и его люди арестовали адептов Шумитро Сена и подвели итоги: в эту ночь умер один человек, но его смерть не имела особого значения, потому что он числился мертвым уже четыре года.
Затем их доставили в офис ЦБР в Варанаси. Неподалеку от Центрального вокзала. Это было бледно-розовое здание, словно нарисованное мелом.
– Итак, вы заставили нас сделать всю грязную работу, – прокомментировал Мерш, не потеряв к шести утра боевого настроя.
После того как врач обработал рану на руке Эрве (она оказалась неглубокой, крючок вонзился в мякоть ладони между указательным и большим пальцем), они приняли душ, переоделись и вернулись в кабинет Мукерджи (на этот раз настоящий, с дипломами и джайнскими статуэтками на полках) как обыкновенные туристы, потерявшие паспорта.
Мукерджи предостерегающе выставил перед собой темно-коричневые руки:
– Должен признаться, что рядом с преступниками мне как-то не по себе. – Он поднял глаза на Жан-Луи, улыбнулся. – Вы знаете, что я создал в Варанаси больницу для птиц? – Увидел, что гости не реагируют, и снисходительно махнул рукой. – Ладно, оставим это. Вы оказали мне услугу. Мы уже давно вели наблюдение за Пьером Русселем, который якобы умер, став Бабой Шумитро Сеном… Моя специализация, как вы, конечно, помните, – секты. Секта Бабы была опасной, очень опасной… Во-первых, потому, что она была тайной, а во-вторых, потому, что была вредоносной. До какой степени – мы еще не разобрались. Несомненно лишь то, что Сен постоянно совершал убийства. В качестве тантрической практики или для собственного удовольствия – этого мы никогда не узнаем.
Эрве не выдержал и вмешался – Мукерджи действовал ему на нервы:
– Почему же вы сами его не арестовали?
Мукерджи снова вытянул руки, развернув ладони к собеседникам:
– У нас не было убедительных доказательств, а наши люди отказывались вести слежку за Бабой Шумитро Сеном.
– Почему?
– Просто боялись. Боялись, что он их заколдует, осквернит, убьет…
– Выходит, вы ожидали нас, как пришествия мессии, – иронично заметил Мерш.
Глубоко спрятанный в густой бороде рот Мукерджи скривился.
– Мы, индусы, не очень ценим юмор на религиозные темы…
Эрве потихоньку приходил в себя. В эту ночь он испытал самый большой страх в своей жизни. И одновременно проверил границы собственных возможностей: под силу ли ему встретиться с врагом лицом к лицу, даже если это самоубийственно?
В глубине этого ужаса юноше не давала покоя одна вещь – последний жест Сена. Он распахнул ему навстречу объятия, словно после долгой разлуки. Действительно ли отец хотел его смерти? Спустя столько лет убить свою мать, умертвив ради этого собственного сына? Эрве уже ни в чем не был уверен.
Мукерджи хлопнул ладонями по столу:
– В любом случае вы спасли жизнь индийской девушке… – Он пролистал стопку машинописных листов. – Некой Харимати Азми, семнадцати лет, родом из Бихара. Нищенке, которую преступник похитил два дня назад. Думаю, что хотя бы по этой причине я могу приложить некоторое усилие и избавить вас от бумажной волокиты.
– То есть? – спросил Мерш, не выказывая ни малейшей признательности.
Индус с досадой прищелкнул языком, – похоже, эти объяснения давались ему нелегко.