Со времени свадьбы в жизни Филли существенно ничего не изменилось. Лейстер сообщил ей, что Елизавета навязала ему придворную должность, намекнул, что королева чувствует к нему большое влечение, но тотчас же и успокоил ее, сказав, что Елизавете никогда не придет в голову желать выйти за него замуж, что все это – простой каприз, настроение момента, которое заставляет ее требовать, чтобы ее фаворит был свободен от всяких уз.
– Рано или поздно меня заменит другой, – кончил Дэдлей, – я надоем ей, как и другие, которых прежде отличал ее каприз, и тогда я уже не покину тебя. Но до той поры ты должна довольствоваться теми тайными часами, которые я могу уделить свиданиям с тобой.
Филли вздохнула, но в ее сердце не закралось и тени подозрения, потому что как ни редко появлялся ее муж, а она читала в его глазах и чувствовала по трепету объятий, что разлука нисколько не уменьшила его любви. Так в чем же было ей сомневаться? Он доказал ей свою любовь и открыл причину своих отлучек, которую неспокойная совесть постаралась бы скрыть. Кингтон уверил ее, что жизнь ее мужа будет поставлена на карту, если станет известным, что он тайно женат, а она была готова тысячу раз пожертвовать за него своей жизнью, лишь бы избавить его от опасности. Она была счастлива в тихом одиночестве Кэнмор-Кэстля со своей подругой и старым Ламбертом; она плавала в море блаженства, когда появлялся Лейстер, а если что-либо и омрачало ее жизнь, так только печальные думы, что Лейстер наделал себе из-за нее хлопот и поссорился с прежними друзьями.
За несколько дней до сцены, происшедшей между Елизаветой и Лейстером, Филли было доложено о приезде Кингтона. Последний был доверенным лицом ее мужа, это он привез ее в Кэнмор-Кэстль, через него она получала письма от мужа, но, несмотря на все это, Филли испытывала непреодолимую антипатию к этому человеку и должна была употреблять над собою усилие, чтобы любезно принимать его. Было ли это следствием его приниженной любезности, его почтительной и все-таки напрашивавшейся на интимность улыбки или чисто инстинктивного чувства, что этот субъект является просто орудием в руках своего господина и завтра может оказаться настолько же ее врагом, насколько сегодня хочет казаться преданным слугой, но она старалась как можно быстрее кончать свои невольные разговоры с ним. В этот день она тоже приняла его в присутствии Тони.
Когда на этот раз он вошел и не передал ей, как обыкновенно, письма от ее мужа, она жестом выразила свое нетерпение, так как он тихо говорил что-то Тони, и последняя хотела выйти из комнаты. Видя это, Филли схватила подругу за руку, но Кингтон объявил, что имеет сказать ей нечто такое, что может услыхать только она одна.
– Миледи, – начал он, когда Филли неохотно отпустила Тони, – как мне кажется, вы питаете большое доверие к сэру Ламберту, но, к моему сожалению, не удостаиваете меня им. Ламберт – замкнутый, недовольный человек, и только угрозами я заставил его повиноваться. Он очень предан вам, но не лорду, и я явился к вам, чтобы известить вас, что, быть может, в самом непродолжительном времени буду вынужден попросить вас следовать за мной в другое место, где вы будете в большей безопасности, чем здесь.
Филли решительным жестом руки выразила отказ. Но Кингтон, очевидно, ждал от нее именно этого, так как он, улыбаясь, заявил:
– Миледи, у меня доверенность лорда, я поручился за вас своей головой, и вот это письмо заставит вас, хотя и неохотно, но все-таки последовать за мной.
Филли вырвала у Кингтона из рук письмо, поспешно прочитала его, но потом снова сделала жест, означавший отказ повиноваться желанию Кингтона. Чтобы не оставлять его в сомнении относительно своего желания, она схватила грифельную доску и написала:
«Вы виноваты в том, что граф не доверяет Ламберту; поэтому я не послушаюсь вас и сообщу моему мужу причины, побудившие меня действовать так».
Кингтон презрительно улыбнулся, прочитав слова «мой муж».
– Миледи, – сказал он, – ваше решение увеличивает мои подозрения. Очевидно, Ламберт сумел ввести вас в заблуждение, так как я не могу допустить, чтобы вы сами завязали сношения с внешним миром против воли лорда.
«Сэр, – гласил ответ, написанный нетерпеливой рукой, – вам не подобает надоедать супруге вашего господина с обидными подозрениями».