Красная королева

– Странно! – пробормотал он вполголоса. – А я считал этого человека негодяем, который душой и телом предался графу. Но как же он выдал вам графскую тайну?

– Именно потому, что он не негодяй, потому, что он сам отец и знает, что значит видеть, как ребенок погибает в нищете, отчаянии и позоре. Если у вас есть сердце, если вы порядочный человек, то вы должны помочь мне спасти несчастную жертву.

– Сэр, но что же дает вам уверенность предполагать, что леди, которую вы называете Филли, хочет быть спасенной и последует за вами? Да, наконец, и спасение явится несколько запоздалым. Если леди – не супруга графа, тогда она уже потеряла свою честь, и ей не на что рассчитывать больше, как на то, что великодушный лорд обеспечит ее изрядной суммой, способной соблазнить кого-либо на то, чтобы дать ей свое имя.

– Вы были бы правы, если бы Филли была бесчестной, но она скорее согласится умереть, чем быть отвергнутой, и лорд знает это. Потому-то я и боюсь самых страшных последствий. Я боюсь, что он не отступит даже пред убийством, если будет вынужден отделаться от нее, когда ему понадобится быть свободным, чтобы стать мужем королевы.

– То, что вы говорите, – ответил Кингтон, делавший вид, будто он раздумывает над слышанным, – вызывает у меня мысли, переполняющие меня трепетом. Разумеется, лорду придется как-нибудь отделаться от леди, если королева согласится стать его женой; королева вспыльчива и ревнива; она прикажет обезглавить лорда, если узнает, что он изменил ей. Таким образом, тот, кто помог бы скрыть где-нибудь леди, оказал бы графу большую услугу. Но где можно было бы скрыть ее?

– Это уж моя забота! Всем, что свято вам, заклинаю вас, снимите с меня оковы и дайте мне возможность исполнить задуманное. Ведь Филли – мой ребенок!

Кингтон сделал вид, будто задумался в нерешительности.

– Если бы ее увезти в Шотландию, – пробормотал он вслух, так чтобы Брай мог услыхать его, – если бы ее можно было спрятать там, пока лорд женится, и сказать ему, что она умерла; если бы тогда такой человек, как я, протянул ей руку, то лорду пришлось бы пойти на все, лишь бы купить наше молчание…

Пытливый взор Кингтона прочел по выражению лица Брая, как возмутила его подобная мысль и что он усилием воли подавлял в себе желание разразиться проклятиями. Хитрый лицемер понял, что Брая нельзя было склонить в пользу подобного плана, и потому он изменил тон.

– Или, – продолжал он, словно ему пришла в голову другая мысль, – если бы обмануть лорда, доказать ему неверность супруги, чтобы он оттолкнул ее ранее того, как будет вынужден пойти на преступление? Это, собственно говоря, можно было бы сделать…

Брай задрожал от ярости и негодования; он увидел, что человек, которому он доверился, думал только о спасении лорда, что ему было безразлично, обесчещена ли несчастная жертва или нет.

Кингтон заметил его возбуждение, и его решение было быстро принято, так как он получил полное доказательство того, что Брая не придется уговорить действовать в интересах его, Кингтона, планов. Следовательно, ему не к чему было входить с ним в соглашение.

– Мы спорим из-за выеденного яйца, – внезапно перебил он сам себя. – Кто может вообще сказать, что слухи справедливы, что леди увез сам лорд, а не кто-нибудь из его друзей? Не всякому слуху верь, и если вы боитесь преступления, потому что, очевидно, лорд не может быть женатым, раз в Лондоне является претендентом на руку королевы, то последнее обстоятельство скорее говорит за то, что он совершенно невиновен и, может быть, просто разрешил кому-нибудь из слуг или друзей укрыть увезенную от родственников в Кэнмор-Кэстле. Знаете что? Если я выпущу вас на свободу, то вам лучше всего скрыться за границу и позабыть о ребенке, который порвал всякие узы с вами и не хочет и слышать о вас!

– Никогда! Лучше я умру в этих цепях! – захрипел Брай, уже не сомневавшийся, что Кингтон выведал от него все, что хотел. – Вы думали обойти меня, предполагая, что я не остановлюсь в выборе между тюрьмой и позорным бесчестием; очень возможно, что вы даже хотели с моей помощью обмануть своего господина! Отлично придумано, помощник подлеца! Ты отомстишь ему за меня, когда он надоест тебе и он вздумает пожертвовать тобой, чтобы сэкономить благодарность и отделаться от соучастника преступления. Ступай и продавай твоему господину свою совесть, но не торжествуй слишком преждевременно. Более могущественные, чем ты, будут искать меня, и когда найдут меня, или хоть не меня, так мой скелет, то твой господин выдаст им тебя. И когда ты, палач клятвопреступника, будешь проклинать его, тогда наяву и во сне услышишь мой иронический смех!

– Продолжайте, продолжайте и не щадите глотки! – насмешливо ответил Кингтон. – Через недельку я наведаюсь сюда и посмотрю, может быть, после строгого воздержания вы заговорите иначе!

С этими словами он вышел из тюрьмы и с такой силой щелкнул замком, запирая его, что все зазвенело вокруг.

II