Красная королева

Благодаря матрацам тело Дарнлея было изолировано от действия огня и на другой день было найдено с явными следами удушения – очевидно, Дарнлей еще корчился, когда его нашли, и его удушили собственными подвязками. Паж был тоже убит.

Босвель поскакал обратно в Голируд, снова прошел мимо сторожевых постов, пришел к себе в комнату, выпил несколько кубков вина и лег спать.

Через несколько минут в дверь к нему постучались. Он открыл.

– В чем дело?

– Дом Дарнлея взлетел на воздух, принц-супруг убит!

– Фу! – крикнул Босвель. – Ведь это убийство!

Он снова оделся и поскакал вместе с графом Гэнтли к месту преступления. Разогнав толпы любопытных, собравшихся к месту взрыва, он приказал перенести труп в Голируд, где через несколько дней Дарнлея втихомолку похоронили…

Мария узнала о страшном происшествии от самого Босвеля, который доложил ей о случившемся довольно-таки хладнокровно. Она пролила несколько слезинок, но не закричала о мести, как при известии о смерти Риччио.

IV

Весь народ был возмущен злодеянием и вслух винил в совершившемся Босвеля. Мария приказала тайному совету, состоявшему почти исключительно из соучастников заговора Босвеля, расследовать страшное дело и распорядилась, чтобы отслужили заупокойные обедни о погибшем. В то же время появился указ парламента, гласящий, что каждый, увидавший на эдинбургском кресте памфлеты и оскорбительные плакаты и не уничтоживший их, будет предан смертной казни; с другой стороны – обещалось 3 тысячи ливров тому, кто укажет на следы убийц. На другое же утро на эдинбургском кресте появился плакат, обвинявший в убийстве Дарнлея Босвеля, Бальфура, Жозефа Риччио и других слуг королевы.

Придворный этикет Шотландии требовал, чтобы каждая королева-вдова просидела сорок дней в одной из комнат замка запертой и при свете единственной лампы. Однако Мария уже на двенадцатый день приказала открыть дверь и неоднократно принимала у себя Босвеля; на пятнадцатый она отправилась с ним в загородный дом Сэйтонов и была достаточно неосторожна, чтобы не отказываться там ни от каких развлечений.

Босвель уже за несколько недель до этого подал просьбу о разводе со своей женой. Причиной он выставил то обстоятельство, что жена была ему близкой родственницей, так что их брак был противен законам. Это бракоразводное дело в связи с убийством Дарнлея показывало, каким путем Босвель и королева хотели стать свободными. Правда, когда жалоба Босвеля была подана в суд, то его супруга и со своей стороны тоже потребовала развода, так как он нарушил святость брака с ее горничной, девицей Краффорд. Бэрлей же сообщил и еще большее: будто Босвель сам обвинил себя в неоднократных изменах жене с некоей леди, служившей главной посредницей между ним и королевой.

Савойский посол Морета выехал из Эдинбурга на второй день после убийства Дарнлея и донес своему правительству, что Мария знала о готовившемся убийстве и допустила совершиться этому делу. Были и другие показания, говорившие, что после смерти Риччио королева неоднократно грозилась убить сама Дарнлея, если не найдется никого, кто взял бы это на себя.

Народное недовольство росло все больше по мере того, как все меньше и меньше Мария проявляла рвения разыскать и наказать убийц. Ей пришлось жестоко поплатиться за бесконечное легкомыслие, с которым она оставила при себе человека, обвиняемого в убийстве, и сбросила траурные одежды. Все негодовали. Несмотря на запреты парламента, на улицах появлялись один за другим плакаты, открыто обвинявшие королеву и Босвеля в совершении преступления. Духовенство с амвона взывало о мести и грозило Божьим гневом. Наконец в Эдинбурге появился Босвель с многочисленными всадниками и объявил, что передушит всех клеветников.

Отец убитого требовал от королевы правосудия.

«Естественная обязанность, – написал он, – вынуждает меня просить Вас, Ваше Величество, во имя Вашей чести собрать все дворянство Шотландии, чтобы оно расследовало и отомстило за мерзкое злодеяние. Я не сомневаюсь, что Господь просветит Ваше сердце и научит найти истинного виновника этого позорного дела».

Мария ответила, что она для этого созвала парламент.

Тогда Леннокс сделал ей представление, что преступление такой важности должно быть наказано немедленно, а потому необходимо приказать, чтобы арестовали тех, кого памфлеты и плакаты обвиняли в убийстве.

Это не было сделано, и часть убийц благополучно спаслась. Что же касалось графа Босвеля, то Мария, словно издеваясь над обвинителями, подарила ему имение Блэкнес и вручила команду над эдинбургским замком.

Но настоятельные требования правосудия были поддержаны также и иностранными дворами. Убийство Дарнлея повсеместно вызвало большое возмущение, а равнодушие Марии заставляло всех негодовать. Архиепископ глазговский откровенно сообщил ей, что ее осуждают даже во Франции и считают зачинщицей преступления. Елизавета же написала, что жалеет Марию Стюарт больше, чем Дарнлея.