«Повсеместно говорят, – гласило послание, – что Вы смотрели сквозь пальцы на все это дело и что Вы не собираетесь наказывать убийц, которые совершили преступление Вам в угоду и будучи заранее уверены в полной безопасности».
Теперь Мария уже не могла медлить с решительным шагом, так как это значило открыто признать себя соучастницей. Однако вместо того чтобы приказать арестовать Босвеля, она распорядилась, чтобы тайный совет нарядил следствие. По шотландскому праву стороны должны были получить повестки за сорок дней до судебного заседания. Совет приказал, чтобы Босвель явился к 12 апреля, но повестки были посланы всем только 23 марта, так что у Леннокса было всего четырнадцать дней, чтобы собрать улики против самого могущественного человека во всей Шотландии.
Босвель оставался в прежних чинах и должностях. Всем было заранее видно, что процесс окончится оправданием Босвеля и его местью обвинителям. Поэтому никто не решался выступить свидетелем.
Напрасно граф Леннокс опирался на законы страны, гласившие, что обвиняемый должен быть арестован; напрасно он требовал этого ареста, говоря, что иначе никто не поверит, что королева желает честно вести процесс. Напрасно Елизавета снова написала ей, указывая, что все государи мира отвернутся от Марии и все народы станут презирать ее, если она не поведет процесса с полным беспристрастием. Мария зашла слишком далеко, чтобы оглядываться назад. Она связала свою жизнь с Босвелем, она была вся в его руках и не могла уже ничего поделать. Да и как было арестовать его, когда обвиняемый командовал всем эдинбургским гарнизоном?
Присяжные заседатели суда над Босвелем были все его известными приверженцами. Двенадцатого апреля обвиняемый появился в сопровождении 280 стрелков пред судом, тогда как солдаты заняли все площади Эдинбурга и встали около дверей суда. Он въехал в Эдинбург словно триумфатор, он ехал верхом на любимой лошади убитого, а обвинитель, граф Леннокс, должен был повернуть обратно от ворот, так как ему не позволили взять с собой в город более шестерых слуг.
Был прочтен обвинительный акт, и суд уже собирался отпустить Босвеля, так как обвинитель не появлялся поддерживать обвинение, когда выступил вассал графа Леннокса, который от имени своего сюзерена заявил протест против всякого оправдательного приговора по этому делу. Судьи ответили на этот протест молчанием, и под ропот народа граф Босвель был оправдан. Тогда лэрд громогласно заявил, что согласен в пешем и конном бою постоять против каждого, осмеливающегося сомневаться в его невиновности.
В радости от так позорно одержанного триумфа Мария подарила своему фавориту Дэнбар и дала право носить пред ней корону и меч. Леннокс и Мюррей бежали в Англию; королевским указом все привилегии, данные прежде католическим церквам, были уничтожены, чем надеялись снискать расположение протестантов.
Теперь Босвель чувствовал себя достаточно крепко на ногах, чтобы потребовать награды за убийство – руки Марии. Мельвиль был единственным человеком, отважившимся открыто предостерегать королеву от подобного необдуманного шага, каким явилось бы ее замужество с человеком, которого весь свет считает убийцей ее мужа. Все друзья Марии боялись мести буяна-лэрда и говорили то, что он им приказывал. Да и самого Мельвиля защитили от кинжала Босвеля только мольбы и заклинания Марии.
В непонятном ослеплении королева шла быстрыми шагами навстречу своей гибели – подозрение в ее виновности проникло до самых низших слоев населения, так что она нигде не нашла бы ни опоры, ни помощи; она бросилась в объятия преступника, который крепко держал ее. И только известная ее нерешительность еще спасала ее честь – ее считали за обольщенную, за соучастницу, а не за зачинщицу преступления.
Босвель стремился к цели со страстностью преступника, поставившего на карту свою голову. Он был уверен в согласии королевы на брак с ним, и теперь надо было только обеспечить согласие знати. И последнего он добился с неслыханной смелостью и наглостью. Он пригласил самых знатных дворян королевства на ужин, устроенный в одном из кабачков Эдинбурга, и в конце пиршества, когда кубок вина уже бесконечное число раз обошел присутствующих, объявил, предусмотрительно окружив дом стрелками, что Мария согласна вступить с ним в брак. Затем он предложил гостям подписать заготовленную заранее бумагу, в которой объявлялось, что лэрды считают Босвеля абсолютно невиновным в убийстве Дарнлея и находят его подходящим супругом для королевы.
Растерявшиеся лэрды подписали, и с этой-то бумагой в руках Босвель отправился к Марии, чтобы побороть ее последнее сопротивление.
Королева колебалась; она понимала, что подписи добыты не добром. Она умоляла Босвеля потерпеть еще немного, но он был не такой человек, чтобы его могла провести женщина, сумевшая когда-то обмануть Мюррея. Он бурно упрекнул ее в недостатке любви, так как только этим можно объяснить ее нерешительность.
– Я кровью купил тебя, – кричал он, – и во что бы то ни стало удержу тебя в своих руках. Ты моя!