– Честь и счастье дорогого мне существа поставлены на карту в данном деле так же, как моя собственная жизнь и честь. Мальчишеские проделки бесчестного человека возмутили меня, и я боюсь нового преступления. Поэтому-то я и обращаюсь к вам с вопросом: неужели вы не хотите лично убедиться в безопасности Брая?
– Я завтра увижу этого человека.
– Может быть, мое честное слово не сообщаться с Браем и данное им обязательство отправиться в Лондон окажутся достаточными, чтобы вы освободили его от незаслуженного ареста?
– Сэр Брай останется там, где он есть! – ответил Ралейг, поднимаясь в свою очередь.
Лицо Сэррея передернулось при этих словах, и правая рука сжалась в кулак. Но он сдержал себя и вышел из комнаты с поклоном, на который Ралейг церемонно ответил.
Придя к себе в комнату, Сэррей сел в кресло и, не обращая внимания на накрытый ужин, тяжело опустил голову на руки.
Он задумался о том, что Ралейгу явно противно возложенное на него поручение, что он всеми силами постарается не получить доказательств против Лейстера. Но вместе с тем он надеялся, что прирожденная честность и порядочность не позволят ему скрыть явные улики, если таковые все-таки попадутся ему. Но как добыть эти улики в таком лабиринте подлости, интриг и предательства?
Вдруг внезапно блеснувшая мысль заставила Сэррея вскочить.
Не притронувшись к еде и питью, он прошел в спальню и, не раздеваясь, бросился на кровать. Он был так истощен физически и нравственно, что крайне нуждался в отдыхе.
Из всего разговора Сэррея с Ралейгом Кингтон уловил только последние слова, которыми они обменялись. Как ни неприятно было ему, что он упустил возможность подслушать предыдущее, но ему пришлось удовольствоваться заявлением Ралейга, что сэр Брай останется там, где он есть; на этом Кингтон и решил построить свои дальнейшие комбинации.
Он задумался над идеей Пельдрама, чтобы извлечь свои выгоды из той подготовительной работы, которую тот сделал. Раз Брай решил немедленно удалиться, как только ему дадут неопровержимые доказательства законности брака Филли, то он мог склониться в пользу того, чтобы дать показания, благоприятствующие графу Лейстеру, так как этим оказал бы услугу Филли. Но подобное доказательство ему мог дать один только Кингтон, а удаление листка из книги метрик он мог оправдать тем, что это было сделано ради того, чтобы помешать сделать это другим, которым могло бы быть на руку уничтожить все следы законности союза Лейстера с Филли.
С одной стороны, Кингтон рассчитывал на легковерие Брая, с другой – на его честность, которая не позволит изменить раз данному обещанию. Брай обещает явиться ко двору и явится. Но это должно было случиться до возвращения Сэррея. Ну, а не явится Брай, нарушит он данное слово, тогда… тогда… Лицо Кингтона озарила дьявольская улыбка. И на этот случай у него тоже был готов план, который заключался в следующем ряде умозаключений:
«Брай был арестован, и его сторожили очень надежно; граф Лейстер и я – мы признались в его аресте и даже поручились жизнью за то, что доставим его в Лондон. Было бы безумием предположить, что при таких обстоятельствах мы постараемся заставить его исчезнуть… Но сюда явился Сэррей, и сейчас же вслед за появлением его Брай исчез… У этого Сэррея имеется слуга, отличный парень, с ним мне удалось, не подавая вида, отлично сойтись по дороге… Словом – выйдет знатная штука!»
Эта новая мысль переполнила Кингтона такой радостью, что к себе в комнату он вернулся в самом радужном настроении духа. Там уже был накрыт ужин. Несколько стаканчиков вина, которые были жадно выпиты Кингтоном, еще более успокоили его. Продолжая отдыхать за вином, он окончательно решил отправиться в Лейстершайр, чтобы начать там переговоры с Браем.
Но и он тоже чувствовал непреодолимую потребность покоя, и, пока перебирал в уме отдельные детали намеченного плана, усталость все более и более давала себя знать.
Кингтон прилег на минутку отдохнуть на диване, но мало-помалу стал чувствовать, как сознание ускользает от него, как, словно налитые свинцом, опускаются его тяжелые веки, и, тяжело дыша, заснул на диване.
Через час дверь его комнаты тихонько открылась, и на пороге показался Пельдрам; следом за ним вошел Ламберт. Пельдрам снова закрыл дверь и запер ее изнутри.
За первым разговором Пельдрама и Ламберта, подслушанным Сэрреем из тайника, последовало много других в таком же духе, и старый Ламберт не упустил возможности глубоко посеять в груди Пельдрама ростки недовольства и зависти, которые дали богатые всходы. Большой подмогой старику в данном случае оказались скука и одиночество Пельдрама. Последний постепенно открыл старику содержание посылаемых им докладов, рассказал, какими мерами они надеялись обезопасить себя от болтливости Ламберта, и в заключение даже назвал ему место, куда Кингтон отвез Филли и Тони.