Красная - красная нить (СИ)

Он снимает с меня куртку, откидывая её на стул, ведёт обжигающими ладонями по бокам вниз, чтобы добраться до края футболки и залезть под неё пальцами, и дышит, дышит так, будто задыхается. Я останавливаю его за запястья и вытаскиваю его руки из-под ткани, начинаю раздевать его самого. Он немного зажимается, но мне плевать. Сейчас ничто не в силах остановить меня, даже внезапное появление его матери на лестнице, которая вела наверх, в дом. Я бы просто послал её и попросил закрыть дверь с другой стороны.

Я собирался трахнуть Джерарда.

Я стащил с него рубаху с длинным рукавом, откинул в сторону стула. Присел на корточки, приподнял край чёрной футболки и поцеловал его в живот – прямо в дорожку волос под пупком. Мягкая, тёплая кожа. Он весь был такой сейчас – мягкий, тёплый, податливый. Грязный. Я едва не застонал, представляя, как войду в него. Мой член стоял колом, и я потянулся к пряжке, чтобы расцепить её и немного облегчить свои мучения. Задел ткань пальцами – над головкой на джинсе растекалось влажное пятно. Он творил со мной что-то невероятное.

Я снял с него штаны вместе с бельём – одним слитным движением. Член, оставшись без прикрытия ткани, упруго закачался перед глазами, и я не выдержал – провёл носом до самого основания, а потом влажно, всей шириной языка лизнул головку. Джерард вздрогнул и выругался. Солёная. Вязкая. Хочу…

Я толкнул его на кровать, и он, сначала развалившись совершенно пошло – с раздвинутыми ногами и быстро ходящей от рваного дыхания грудью, – вдруг выгнулся весь – потянулся к тумбе. Выудил из-под наваленного барахла тюбик и ленту презервативов. Только сейчас я понял, что дрожу. И он дрожит тоже. Из двери тянуло холодом.

- Надо закрыть дверь, – шёпотом сказал я.

- Тогда будет темно, – так же прошептал он.

- Не страшно. Я не хочу, чтобы кто-то слышал, как ты будешь стонать подо мной.

- А ты самоуверен.

Смешок.

- Я хочу тебя до одури, Джи. Я боюсь кончить, даже не войдя.

- Закрывай уже эту чёртову дверь.

Я хмыкнул и развернулся, пошёл к прямоугольнику тусклого света. Выглянул на улицу, в предрассветные безлюдные сумерки, и завис. Перед глазами замелькали картинки из прошлого. Детство, парк. Переезд. Наша с ним встреча. Поцелуй – наказание. Наши руки. День рождения. Поцелуй – удовольствие. Его рука на моём члене. Чувства, чувства, чувства…

Я не знал, что ждёт нас завтра. Я и предполагать не мог, чем станет «Май кемикал романс» для миллионов потерянных детей по всему миру. Но я верил в него, я хотел быть с ним до конца, что бы это ни обозначало.

Я не мог знать, что завтра меня будут искать Майки и Рэй, чтобы уговорить уйти из «Пэнси» в «Майкем» вторым гитаристом.

Я не мог знать, что меньше, чем через месяц брошу универ, и это будет тяжёлое, скомканное решение и долгое время моих трений с семьёй и родственниками. Но я переживу его и ни о чём не буду жалеть в итоге. Я ещё не мог знать, что музыка и есть – вся моя жизнь.

Я не мог знать, что мой приход в группу придаст ей законченности, цельности, и что работать всем вместе будет так же охуенно, как и раньше.

Я не мог знать, что Джерард и правда подсел на колёса и алкоголь. Я не мог знать, в какой ебаной марианской впадине он сейчас прозябает, но единственное, в чём я был уверен – что подам ему руку каждый раз, когда он соберётся упасть в дерьмо снова. И он пообещает мне, что станет лучше. Я всегда верил в него.

Я не мог знать, что моя любимая, ласковая, терпеливая Джам в один прекрасный момент не выдержит всего, незримо происходящего между нами с Джерардом, и поставит вопрос ребром – или свадьба, или она уходит из моей жизни. И я знал всегда, что не смогу отпустить её. Не смогу, нет, никогда. Но я был безмерно благодарен за постановку вопроса. Я готов был целовать ей ноги, что она не сказала: «Я или он, Фрэнки. Ты должен решить. Так не может больше продолжаться, я не слепая». В этот момент я бы рехнулся, но она умница, моя Джам. Она понимала и это. Я был не достоин. Никогда не буду достоин её.

Я не мог знать, что она родит мне таких замечательных малышей, смысл всей моей жизни, мою радость и гордость. Что будет помогать мне во всём и даже больше, чем надо. Что станет такой замечательной матерью, а дом наш превратит в место, куда всегда захочется возвращаться. Куда я буду возвращаться, выпитый до дна турами, записями и Джерардом. Возвращаться, всегда зная, что меня там ждут. Любят. Прощают. Я еще не мог знать, что эта третья составляющая – прощение – всегда важнее первых двух. И за всё это я должен буду ей по гроб жизни.

Я не мог знать, как сладки, жарки, безумны будут поцелуи Джерарда, объятия, ласки прямо на сцене. Я не мог знать, как это будет действовать на меня – как взрыв нитроглицерина, и иди, попробуй отскрести себя от пола и стен. Я сходил с ума от него. Мы сходили с ума вместе. Весь мир сходил с ума, пока мы любили друг друга.