Я стараюсь говорить тихо. Мы идем по Веллингфорду, по чистеньким подстриженным лужайкам. На этом фоне мои родственники кажутся совершенно нереальными, они никак не вписываются в окружающую действительность.
Мать и Баррон обмениваются озабоченными взглядами.
– Те люди, которых я превратил. Где тела? Во что я их трансформировал?
Понятия не имею, что именно брат забыл, а что помнит. Помнит ли он об исчезновении Греко, Кальвиса и остальных? Скольких воспоминаний его лишила отдача? Он все записывает в блокноты, поэтому что-то, наверное, ему известно. Да, я, конечно же, подделал записи, в итоге Баррон забыл, как собирался с моей помощью убить Захарова, и, сам того не ведая, перешел на мою сторону и перестал помогать Филипу и Антону. Но все остальное я не менял – оставил как есть.
– Тебе совершенно незачем это знать.
Ага, обнадеживающее начало.
– Предположим, есть зачем.
Я останавливаюсь прямо посреди дорожки, и они останавливаются тоже.
– Мальчики, не надо ссориться, – мама выдыхает облако дыма, которое неподвижно повисает в воздухе. – Кассель, зайчик, не надо. Забудь про них.
– Один труп, расскажите хотя бы про один труп.
– Ладно, – беззаботно пожимает плечами брат. – Помнишь тот стул, который ты так ненавидел?
Я беззвучно открываю и закрываю рот, как выброшенная на берег рыба.
– Что?
Хотя я отлично понял, о чем идет речь. Хотел этот самый стул выкинуть, когда мы с дедом прибирались в старом доме. Он меня всегда пугал, ведь сначала я видел такой по телевизору, а потом Филип его принес.
Баррон со смехом приподнимает солнечные очки и корчит мне рожу.
– Да-да.
Выловив из сумки ключи от автомобиля, я целую маму в напудренную щеку.
– Спасибо, что вытащила меня с занятий.
– Мы же собирались вместе пообедать? Что бы ты там ни замышлял…
– Прости, но мне пора.
– Совершенно не за что просить прощения, – голос у матери становится прямо-таки елейным, она хватает меня за локоть. – Ты можешь отправиться с нами, или я позвоню той милой даме и сообщу, что визит к доктору мы отменили, а я привезла тебя назад в школу. Возможно, она окажет мне любезность и проверит, вернулся ли ты на уроки?
– Не надо мне угрожать.
Баррон смотрит на меня, как на умалишенного: так с мамой разговаривать – не самая лучшая идея.
Она еще сильнее стискивает мою руку, ногти впиваются мне в кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Каким-то образом мать умудрилась незаметно снять перчатку. Одно быстрое движение – и она ухватит меня за голое запястье. Или за шею.
– А разве матери нужно угрожать собственному сыну, чтобы тот с ней пообедал?
Да уж, уела.
Мама кладет сумочку и усаживается на диван в отдельной кабинке в ресторане «Торияма», нам с Барроном достаются стулья. Она снова натянула перчатки. Я внимательно их рассматриваю: как же она умудрилась так быстро снять одну? Но мать, заметив это, бросает мне неодобрительный взгляд, и я, отвернувшись, пялюсь на столик из бамбука и развешанные по стенам кимоно.
Наряженная в черное официантка разливает чай. Челка у нее короткая, а в носу блестит сережка, похожая на капельку абсента, – симпатичная девчонка. На значке с именем значится «Джин-Сьюк».
Баррон заказывает большой набор суши.
– Его ведь в лодке подадут? – брат показывает на повара, нарезающего рыбу: над ним на полке выстроились в ряд лакированные деревянные лодки, некоторые даже с мачтами. – А то в меню написано «в лодке», а я в прошлый раз заказал, и мне принесли на тарелке. Так что хочется удостовериться.
– Сделаем в лодке, – обещает Джин-Сьюк.
Я отпиваю жасминового чая, такой горячий – чуть горло не обжег.
– Так вот, – Баррон поворачивается ко мне. – У нас на примете один простачок. Серьезное выгодное дело. Нам не помешает помощник. А тебе бы пригодились деньги. К тому же, мы ведь семья.
– Семья прежде всего, – добавляет мама.
Сколько раз она мне это говорила – и не сосчитать.
Меня так и тянет согласиться, даже после всего происшедшего. Раньше я мечтал, чтобы брат попросил помочь в какой-нибудь афере, мечтал доказать: хоть я и не мастер, могу мошенничать наравне с лучшими. А мать с братом и есть лучшие из лучших.
Но теперь-то я знаю точно: я мастер, мошенник и, возможно, убийца. Теперь я мечтаю доказать лишь то, что могу измениться, стать не таким, как они.
– Спасибо, но нет.
Баррон как ни в чем не бывало пожимает плечами.
Мама тянется к чашке затянутой в кожаную перчатку рукой. На указательном пальце сверкает кольцо с большим голубым топазом и маленькими бриллиантами. Новое. Откуда, интересно? Меня передергивает. На другой руке еще один перстень – камень красноватый, словно в стакан воды добавили капельку крови.
– Мам, – нерешительно начинаю я.
Она смотрит на меня, потом опускает взгляд на свои руки и вскрикивает, явно польщенная:
– Ах, это! Я встретила такого очаровательного мужчину! Само совершенство. А какой превосходный вкус.
Мать взмахивает рукой, демонстрируя топаз.
– Я именно про него и говорил, – в ответ на мой непонимающий взгляд Баррон досадливо приподнимает брови и шепчет. – Ну, тот простачок.
– Ага. А второе кольцо?