Пока «кадиллак» тащится в хвосте автомобильной очереди, Даника что-то усиленно ищет в телефоне.
– Сверни налево, – командует она, спустя несколько минут. – В интернете пишут, что недалеко отсюда есть гараж.
Первые два гаража забиты под завязку. Скоро мы доезжаем до автомобилей, припаркованных прямо посреди разделительной полосы и вдоль тротуаров. Сэм нахально заезжает на газон и глушит двигатель.
– Протестовать – так уж протестовать? – спрашиваю я.
Даника с улыбкой распахивает дверцу:
– Посмотрите, сколько народу!
Мы с Лилой выходим, и вся наша компания устремляется куда-то вместе с толпой.
– В таком месте прямо чувствуешь грядущие перемены. Понимаете, о чем я? – восхищается Даника.
– Да, перемены уже здесь.
Не ожидал от Сэма такого ответа. Даника тоже смотрит на него удивленными глазами.
– Ну, – смущается сосед, – все изменится, так или иначе.
Наверное, он прав. Либо вторую поправку отклонят, и мастера воспрянут по всей стране, либо ее примут, а другие штаты в свою очередь постараются состряпать такие же законопроекты.
– Перемены случаются, когда не осталось другого выхода, – загадочно улыбается Лила.
У меня никак не получается заглянуть ей в глаза – она напряженно всматривается в толпу.
Через несколько кварталов появляются первые плакаты.
НАШ ДАР – НЕ ПРОКЛЯТИЕ
Интересно, а какие лозунги были на той пресс-конференции, где засветилась мама?
На ступеньках здания банка сидят какие-то малолетки. Один бросает в толпу бутылку пива. Осколки и клочки пены разлетаются в разные стороны. Протестующие возмущенно кричат.
На капот ближайшей машины вскакивает мужчина с длиннющей бородой и принимается вопить: «Долой вторую поправку! Пэттона на мыло!»
Рядом с винным магазином полицейский хватается за рацию и что-то взволнованно частит.
– Думаю, парк там, – Даника, не отрываясь от мобильника, машет рукой в сторону переулка; по-моему, она ничего вокруг себя не замечает.
Еще пара кварталов. Народу все больше, нас словно подхватил гигантский поток. Мы – кровь, стремящаяся по сосудам к сердцу, яростный жар, исходящий от нагретого солнцем тела, несущееся стадо.
Все больше и больше плакатов.
РУКИ ПРОЧЬ – У НАС ЕСТЬ ПРАВА
ТЕСТИРОВАТЬ ВСЕХ – ЗНАЧИТ НЕ ВЕРИТЬ НИКОМУ
НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ
– Сколько приблизительно людей должно было прийти? – кричит Лила.
– Двадцать тысяч, максимум пятьдесят, – Данике тоже приходится кричать.
Лила вглядывается вперед – туда, где наша улица пересекается с главным проспектом (именно там и проходит основной митинг). Почти ничего не видно, зато хорошо слышно: гул голосов, кто-то выкрикивает лозунги, гудят мегафоны и сирены, гремят барабаны. Шум просто оглушительный.
– Здесь больше народу, гораздо больше.
Когда мы подходим ближе, все разъясняется. Вот и ответ на мой невысказанный вопрос – сторонники Пэттона тоже выстроились по обеим сторонам проспекта со своими плакатами:
УБИЙЦЫ И МАНИПУЛЯТОРЫ – ПРОЧЬ ИЗ МОЕГО ШТАТА
ГИГИШНИКИ – УБИРАЙТЕСЬ
ЧТО ВЫ ХОТИТЕ СКРЫТЬ?
И наконец, «ПОПАЛИСЬ», под надписью нарисован похожий на ружейный прицел круг. Этим плакатом размахивает старушка с ярко-рыжими кудряшками, накрашенная розовой губной помадой. Ярко сияет на солнце позолоченный купол ратуши.
Я вглядываюсь в толпу приверженцев второй поправки и вдруг замечаю знакомое лицо – любовница Янссена, запряталась подальше, волосы убраны в хвост, черные очки сдвинуты на лоб. Пудели, видимо, остались дома.
Притормозив, я всматриваюсь повнимательнее – не ошибся ли?
Позади нее, возле витрины ресторанчика, стоят двое и что-то передают ей, кажется, деньги.
Люди вокруг толкаются, увлекают меня вперед, в бок ударяется чье-то плечо – это мальчишка с фотоаппаратом, чуть старше меня, снимает, не переставая.
– Ты кого увидел? – интересуется Лила, вытягивая шею.
– Видишь ту дамочку возле витрины? – я пытаюсь свернуть в сторону, наперекор людскому потоку. – С хвостом. Она заказала Янссена.
– Я ее знаю. Она раньше на него работала.
– Что? – я застываю, как вкопанный, и мне в спину с недовольным возгласом тут же врезается какой-то мужчина. На мое извинение он лишь злобно хмурится.
Даника и Сэм ушли вперед. Надо бы крикнуть, чтоб они нас подождали, но разве в таком шуме хоть что-нибудь услышишь.
Владелица пуделей уходит. Мне точно не догнать ее во всеобщей сутолоке.
– Я думал, она была его любовницей.
– Вполне вероятно, а еще его шестеркой, – отзывается Лила. – Подыскивала клиентов. Заядлых картежников. Или тех, у кого есть деньги регулярно платить за определенные эмоции – восторг, экстаз, нестерпимое счастье. Подсаживаешься, а потом, если бросить, тут же накатывает депрессия. Или тех, которые покупают удачу – одновременно у нескольких мастеров. Когда используешь столько удачи зараз, можно провернуть большое дело.
– А Филипа она знала?
– Ты же сам сказал, что она заказала Янссена.