Красная пирамида

Центральную часть храма занимало просторное круглое помещение, в котором как будто объединились два места сразу. С одной стороны, это был величественный зал, который освещало неровное багровое пламя пылающих жаровен. В глубине виднелся пустующий черный трон. Посреди зала высились большие весы: высокий столб с качающейся перекладиной и свисающими на веревках плоскими золотыми чашами, достаточно объемистыми, чтобы на них поместился взрослый человек. Однако с первого взгляда было ясно, что весы безнадежно сломаны: одна чаша согнута чуть ли не вдвое, как будто на нее резко бросили что-то очень тяжелое, а вторая болталась на одной-единственной веревке: остальные были оборваны.

У подножия весов, свернувшись калачиком, дремал самый необычный монстр, какого мне доводилось видеть. Голова у него была крокодилья, но с львиной гривой, передняя часть тела явно принадлежала льву, а заднюю покрывала толстая и гладкая коричневая шкура в жирных складках – я сразу вспомнила гиппопотама. При этом все существо оказалось на удивление маленьким – не крупнее обычного пуделя, так что про себя я тут же окрестила его гиппопуделем.

Но одновременно с этим залом существовал и как бы второй слой реальности: вроде того, как если бы на обычное помещение наложили объемную голографическую проекцию пейзажа. Стоя возле весов, я одновременно видела себя посреди заброшенного призрачного кладбища. Сквозь мраморный пол там и сям проступали участки сырой земли и поросшие мхом надгробные плиты. Ряды могил расходились лучами от центра зала, как спицы огромного колеса. Многие надгробия треснули, и под ними зияла пустота. Некоторые из них были сложены из камня, другие обнесены железными оградами. Силуэты колонн по краям зала искажались, превращаясь в могучие старые кипарисы. Я словно оказалась на границе двух миров и сама не могла определить, какой из них настоящий, а какой – иллюзия.

Хуфу поскакал прямиком к сломанным весам и легко взобрался на макушку столба. Кажется, он чувствовал себя здесь как дома. Гиппопудель и вовсе не удостоился его внимания.

Шакал остановился у подножия трона и снова превратился в Анубиса.

– Добро пожаловать, – ухмыльнулся он, – в последний зал, который вы видите в этой жизни.

Картер обвел зачарованным взглядом высокий черный свод и колонны.

– Судный Зал, – прошептал он с затаенным восторгом, а потом, нахмурившись, пригляделся к гиппопуделю. – Неужели это…

– Амат-Пожирательница, – охотно подтвердил Анубис. – Взгляни на нее и содрогнись.

Видимо, Амат услышала сквозь дремоту свое имя, потому что тихонько хрюкнула и перевалилась на спину. Ее львиные и гиппопотамьи лапки подергивались во сне. Неужели, подумала я, даже адским чудовищам иногда снится, что они гоняют кроликов, как обычные собаки?

– Я как-то представлял ее себе… крупнее, – признался Картер.

Анубис смерил Картера суровым взглядом.

– Амат не обязательно быть очень крупной. Она ведь пожирает только сердца, а не всех грешников целиком. И поверь, свою работу она делает на отлично. Точнее… раньше делала.

Хуфу с вершины весов заворчал и беспокойно завозился, чуть не сверзившись с перекладины, так что она закачалась и покореженные чаши весов лязгнули о каменный пол.

– А почему весы сломаны? – спросила я.

Анубис насупился.

– Маат теряет силу, – хмуро сказал он. – Я пробовал починить, но… – Он беспомощно развел руками.

– Поэтому и кладбище пришло в такой упадок, да? – полюбопытствовала я, указав на призрачные ряды могил.

– Какое еще кладбище? – опасливо покосился на меня Картер.

– Как какое? Вот же могилы… деревья…

– Да о чем это ты?

– Он их не видит, – вмешался Анубис. – У тебя, Сейди, более тонкое восприятие реальности. А что ты слышишь?

Поначалу я не поняла, что он имеет в виду. Я слышала только пульсацию собственной крови в ушах и отдаленный рокот и потрескивание Озера Огня. (Ну и еще почесывание и ворчание Хуфу, но в этих звуках не было ничего необычного.)

Но потом я прикрыла глаза, и до моего слуха донеслись другие, приглушенные звуки – музыка. Музыка, которая тут же пробудила самые ранние мои воспоминания: улыбающийся отец держит меня на руках, кружась в танце по нашему дому в Лос-Анджелесе.

– Джаз, – сказала я.

Когда я снова открыла глаза, Судный Зал исчез. Точнее, не исчез, а как будто поблек, отступив на второй план реальности. Я все еще видела призрачные весы и пустой трон в отдалении, но черные колонны и жаровни с потрескивающими углями пропали. Даже Картер, Хуфу и Амат скрылись из виду.

Зато кладбище теперь выглядело как настоящее. Мои подошвы шуршали по запущенной мощеной дорожке, во влажном ночном воздухе витали ароматы незнакомых пряностей, рыбной похлебки и чуть затхлый запах мха и плесени, который обычно поселяется среди заброшенных построек. Поначалу мне почудилось, что я снова оказалась в Англии, на каком-то старом кладбище на окраине Лондона, но что-то было не так: на могильных плитах сплошь французские имена, и для английской зимы здесь слишком тепло. Да и деревья оказались какие-то незнакомые, густо покрытые свисающими космами лишайника.