Глядя на Анубиса в тусклом свете заброшенного кладбища, я видела никакого не грозного бога смерти, а одинокого и растерянного подростка. Конечно, я всячески напоминала себе, что он живет уже тысячи лет и что он владеет могущественной магией (далеко за пределами волшебной туалетной бумаги), но мне все равно было его жалко.
– Помоги нам спасти нашего папу, – попросила я негромко. – Тогда мы отправим Сета обратно в Дуат, а Осирис обретет свободу. И все наладится.
Анубис снова упрямо замотал головой.
– Я ведь сказал тебе…
– Твои весы сломаны, – заметила я. – Наверное, тоже из-за отсутствия Осириса. А что же происходит с душами умерших, которые приходят сюда на суд?
Видимо, я задела больное место, и Анубис беспокойно заерзал на скамейке.
– Хаос разрастается. Души умерших приходят в смятение… Некоторым так и не удается достичь загробной жизни, у других это получается, но для этого им приходится искать другие пути. Я пытаюсь помочь им, как могу, но… Судный Зал называют еще Залом Маат, потому что именно здесь находится средоточие порядка и устойчивости мироздания. Без Осириса здесь все приходит в упадок и разрушается.
– Так чего же ты ждешь? Отдай нам перо. Или ты все еще боишься, что тебя папочка заругает?
В глазах Анубиса вспыхнула настоящая злость. На какое-то мгновение я решила, что он приступит к моим похоронам немедленно, но он только раздраженно вздохнул.
– Во время погребения я обычно провожу обряд открывания рта: он помогает душе умершего покинуть тело. Но для тебя, Сейди Кейн, я бы создал новый обряд… закрывания рта.
– Ха-ха, очень смешно. Так ты дашь мне перо или нет?
Он молча раскрыл ладонь. Блеснула вспышка света – и над ладонью в воздухе повисло перо – снежно-белое, светящееся и воздушное-воздушное.
– Ради спасения Осириса… Но я настаиваю на соблюдении некоторых условий. Во-первых, держать его в руках позволено только тебе.
– Ну, это само собой. Я и не собиралась давать его Картеру…
– Во-вторых, ты должна внимательно выслушать мою мать, Нефтиду. Хуфу сказал мне, что вы ее ищете. Если ваши поиски окажутся успешными – выслушай ее.
– Запросто, – кивнула я, хотя от этого требования мне почему-то стало не по себе. Почему вдруг Анубис настаивает на такой очевидной вещи?
– И прежде чем ты уйдешь, – продолжал Анубис, – ты должна ответить мне на три вопроса, держа в руке перо. Тогда я буду знать, что ты отвечаешь абсолютно честно.
У меня вдруг пересохло во рту.
– Гм… а какого рода вопросы?
– Любые, какие мне вздумается. И помни: малейшая ложь убьет тебя на месте.
– Ладно. Давай сюда свое дурацкое перо.
Когда он положил его мне на ладонь, перо сразу перестало светиться, но от него как будто исходило тепло… и еще оно показалось мне заметно тяжелее, чем обычное перышко.
– Это перо из хвоста птицы
– Нет, – сказала я. Видимо, это была истинная правда, потому что меня не испепелило на месте. – Это считается за первый вопрос?
Анубис впервые широко улыбнулся – ослепительное, кстати, зрелище.
– Наверное, считается. Ты торгуешься не хуже финикийского морского купца, Сейди Кейн. Хорошо, тогда второй вопрос: готова ли ты отдать жизнь за своего брата?
– Да, – не раздумывая, ответила я.
(Знаю, знаю, я сама страшно удивилась. Но перо истины в моей руке заставило меня говорить искренне. Правда, ума оно мне, судя по всему, не прибавило.)
Анубис кивнул, как будто мой ответ был само собой разумеющимся.
– И последний вопрос: готова ли ты потерять отца ради спасения мира?
– Это нечестный вопрос!
– Ты должна ответить на него правдиво.
Ну и как, скажите на милость, можно ответить на подобный вопросик? Тут простым да-нет не ограничишься.
Конечно, я прекрасно знала, какой ответ был бы правильным. Подлинная героиня никогда не согласится принести своего отца в жертву. Она бесстрашно ринется спасать и отца, и остальной мир, правильно? Но что, если перед ней действительно встанет вопрос выбора? Мир – это ведь очень много людей: бабушка и дедушка, Картер, дядя Амос, Баст, Хуфу, Лиз и Эмма, и вообще все, кого я встречала в жизни. Что сказал бы мой папа, если бы узнал, что я выбрала его, погубив остальных?
– Ну… э-э… только если у меня не будет другого выхода, – неуверенно сказала я. – В смысле, совсем-совсем не будет… Ох, черт. Нет, это дурацкий вопрос.
Перо на моей ладони налилось ярким светом.
– Ну хорошо, хорошо, – поспешно забормотала я. – Раз уж это так необходимо… наверное, я все-таки буду спасать мир.
Тяжкое чувство вины навалилось на меня каменной плитой. Что же я за дочь такая? Я стиснула в кулаке амулет у меня на шее – единственную память о папе. Догадываюсь, о чем вы сейчас подумали: «Ты видела своего отца всего два раза в год. Ты почти его не знаешь. Почему же ты так о нем тревожишься?»