Красная пирамида

Сначала я просто слонялся по пустой рыночной площади, размышляя о папе и Амосе, снова и снова прокручивая в голове события последних дней и пытаясь придумать, что я мог сделать, чтобы спасти их. А потом я вдруг заметил Зию.

Она торопливо пробежала через двор, как будто за ней кто-то гнался… что само по себе было странно. Но больше всего мое внимание привлекло окутавшее ее фигуру поблескивающее темное облако, как будто кто-то обернул ее, как плащом, мерцающей тенью. Она подошла к глухому простенку и взмахнула рукой. В стене тут же обозначился проход. Нервно оглянувшись по сторонам, Зия нырнула в темный проем.

Стоит ли говорить, что я пошел следом за ней. Тихо подойдя к возникшему в стене проему, я прислушался: изнутри доносился голос Зии, но слов я разобрать не мог. Затем проем начал затягиваться, снова превращаясь в глухую стену. На принятие решения у меня оставалась доля секунды. И я прыгнул внутрь, оказавшись в небольшой комнате.

Зия была одна. Она стояла на коленях, спиной ко мне, перед каменным алтарем и нараспев бормотала что-то едва слышное. Стены комнаты были расписаны древнеегипетскими рисунками и украшены современными фотографиями.

Мерцающая тень вокруг Зии исчезла, но странности на этом не кончились. Вообще-то я собирался рассказать Зии о том, что мне привиделось насчет Амоса, но все слова тут же вылетели у меня из головы, как только я увидел, что она делает. Сначала она сложила ладони чашечкой, словно держа в них птицу, и из них выплыл светящийся голубой шарик, размером примерно с мячик для гольфа. Продолжая напевать, она подняла руки. Голубой шарик взмыл вверх, под самый потолок, и исчез.

Я оробел. Любой бы догадался, что это зрелище вовсе не предназначено для посторонних глаз.

Я уже готов был убраться из комнаты подобру-поздорову, но столкнулся с серьезной проблемой: двери-то уже не было. Как и любого другого выхода. Я оказался взаперти. О-хо-хо.

То ли я невольно произвел какой-то шум, то ли магам свойственна обостренная чувствительность, но Зия вдруг выхватила свой жезл и развернулась ко мне. Я и дернуться не успел, только смотрел во все глаза, как по краям «бумеранга» побежали язычки пламени.

– Э-э… привет, – сказал я нервно.

Гнев на лице Зии сменился крайним удивлением, а потом снова гневом.

– Картер, что ты здесь делаешь?

– Да я просто бродил поблизости. А тут увидел тебя во дворике, и…

– В каком смысле – увидел?

– Ну как же… ты бежала, и вокруг тебя мерцало черное облако, вот я и…

– И ты все это видел? Быть такого не может.

– Почему это?

Она опустила жезл, и пламя погасло.

– Знаешь, Картер, я не люблю, когда за мной шпионят.

– Прости. Я подумал… вдруг ты оказалась в беде?

Она собиралась что-то сказать, но на полуслове передумала.

– В беде… Вообще-то отчасти так и есть.

Она тяжело вздохнула и села на пол. В колеблющемся свете свечей ее янтарные глаза казались темными и очень печальными.

Она обвела взглядом фотографии над алтарем, и только тут я осознал, что это по большей части ее фотографии. Вот она – совсем маленькая девочка, стоит босиком на пороге глинобитной хижины и исподлобья косится в объектив, как будто ей не нравится, что ее снимают. Рядом – панорама небольшой деревушки на Ниле. Мы с отцом иногда бывали в таких местах, где за последние две тысячи лет практически ничего не изменилось. Наверное, снимок был сделан во время какого-то праздника. Кучка селян всех возрастов радостно ухмылялась и махала руками, а над ними возвышалась маленькая Зия, сидя на плечах у рослого мужчины – наверное, ее отца. А вот семейный портрет: Зия стоит между мужчиной и женщиной, держа их за руки. На вид – совершенно обычная семья феллахов, какую можно увидеть в любом уголке Египта. Вот только глаза у отца были необычные – очень добрые, с озорными огоньками. Наверное, у него было хорошее чувство юмора, почему-то подумал я. Вопреки обыкновению египетских крестьянок, лицо женщины на снимке не было прикрыто. Она весело смеялась, как будто ее муж только что смешно пошутил.

– Славные у тебя родители, – сказал я. – Это твой дом?

Зия, кажется, снова рассердилась, но быстро совладала со своими эмоциями. А может, у нее просто уже не осталось сил.

– Это был мой дом, – негромко сказала она. – От нашей деревни ничего не осталось.

Я молчал, не смея ни о чем спрашивать дальше. Потом наши взгляды встретились, и я понял, что Зия обдумывает, стоит ли мне рассказывать подробности.

– Мой отец был фермером, – наконец сказала она. – Но еще он часто работал на археологов. Если выдавалось свободное время, он исследовал пустыню в поисках древностей или мест, подходящих для проведения раскопок.

Я кивнул. То, о чем рассказывала Зия, было обычным явлением. Египетские крестьяне подрабатывали таким способом на протяжении многих столетий.