Стоя на истертом, давно нуждавшемся в циклевке, но чистом паркете и с любопытством озираясь по сторонам, Клим подумал, что этот Твердохлебов — настоящий динозавр. Практически безвылазно обитая на даче и испытывая постоянную нехватку денег, он даже не подумал сдать квартиру внаем, равнодушно отвернувшись от того, что в его положении могло считаться настоящим золотым дном. Верность памяти покойной жены, тени прошлого — это все, конечно, хорошо и даже превосходно, но в наше суетное время мало кто станет превращать жилплощадь, на которой можно зашибить неплохие деньги, в мемориал давно ушедшим временам. Похоже, бывший командир десантно-штурмового батальона действительно всеми силами старался отгородиться от окружающей его действительности, в которой чем дальше, тем меньше понимал. Он обитал на крошечном островке прошлого; надо полагать, его супруга, пока была жива, служила чем-то вроде связующего звена между ним и внешним миром, старательно оберегая его от суеты и треволнений, сопряженных с решением мелких бытовых проблем. Видимо, после ее смерти он покинул город отчасти потому, что там, на даче, среди деревьев и травы, ему было легче сохранять иллюзию полной независимости от внешнего мира, реалий которого он не понимал и не хотел принимать.
Берлога майора Твердохлебова представляла собой стандартную двухкомнатную «брежневку» начала семидесятых — гостиная налево от входной двери, спальня прямо напротив входа в квартиру, ванная и сортир направо, и там же, справа, за углом, тесная кухонька. Клим сто раз бывал в таких квартирах, и ему всегда приходило в голову, что подобная планировка жилья должна хотя бы отчасти дисциплинировать его обитателей — по крайней мере, в том, что касается поддержания порядка в спальне. Потому что, едва переступив порог квартиры, гость первым делом видел именно дверь спальни, и, если та оказывалась открытой, а за ней наблюдался бардак, стыдливо прикрывать ее было уже ни к чему — все, что можно, гость засекал буквально с первого взгляда.
Дверь спальни в квартире Ивана Алексеевича Твердохлебова была открыта настежь, и было видно, что в спальне, как, впрочем, и в гостиной, и даже в прихожей, царит совершеннейший бардак. Бардак этот вовсе не свидетельствовал о том, что отставной майор ВДВ был неряхой; просто менты, проводившие обыск, как всегда, не особенно церемонились с чужим имуществом.
Раздвигая носками ботинок разбросанные по полу вещи, Клим обошел квартиру. Он понятия не имел, что ищет. Вряд ли это было что-то конкретное, и, уж конечно, он не надеялся найти здесь какие-то улики. Улик против бывшего майора и так хватало с лихвой, да и шарившие здесь накануне оперативники просто не могли пропустить что-то важное: квартирка была маленькая, скудно, хотя и аккуратно обставленная, и обыскивать ее было немногим сложнее, чем пустую картонку из-под обуви. О потайных сейфах, вмонтированных в стены или пол, говорить не приходилось: попытка установить такой сейф неминуемо привела бы к возникновению сквозного пролома в стене или, того смешнее, в полу, служившем потолком расположенной этажом ниже квартиры. Здравствуйте, соседи! Как поживаете? Ничего, что вот эта коробочка будет торчать у вас из стены над кроватью? Салфеточкой накроете, вазочку поставите, и будет очень красиво…
В гостиной над старенькой раскладной диван-кроватью, на том самом месте, где в обставленных подобным образом квартирах обычно красуется пыльный поблекший ковер, висели фотографии в простеньких деревянных рамках со стеклом. В наше время люди редко развешивают по стенам фотографии родных и близких, предпочитая им более или менее безвкусные безделушки, картинки и панно. Но Иван Алексеевич Твердохлебов был не таков; похоже, он и впрямь очень дорожил своим прошлым, особенно той его частью, которая была проиллюстрирована висевшими на стене фотографиями.
Обнаруженная в гостиной фотовыставка Клима не удивила: точно такую же, хотя и более скромную по размерам, он видел на даче Твердохлебова, где успел побывать.
В подавляющем большинстве фотографии были черно-белые, сделанные любительской камерой — от силы «Зенитом» или «ФЭДом», а вернее всего, простенькой «Сменой», имевшей перед другими отечественными фотоаппаратами неоспоримое преимущество легкости и компактности. Даже через стекло было видно, что уголки некоторых фотографий заломаны; на иных виднелись грязно-желтые пятна не до конца отмытого проявителя.