Шай всё говорила и говорила. Она сильно изменилась. Израненная, бледная, измученная, как почти догоревшая свеча, побитая, как собака. Сразу и не узнаешь. Похожая на женщину, которую Ро однажды видела во сне. В кошмаре. Шай нервно болтала, неестественно и глупо улыбалась. Попросила девятерых детей назвать имена, и одни назвали старые, а другие – новые, потому что, наверное, уже и сами не помнили, кем были раньше.
Шай присела на корточки перед Эвином, когда тот назвал своё имя, и сказала:
– Твой брат Лиф был с нами… недолго. – Она прижала ладонь ко рту, и Ро заметила, что та дрожит. Он умер на равнинах. Мы похоронили его… в хорошем месте, наверное. Лучше там и не найдёшь. Потом обняла Ро за плечи и сказала:
– Я хотела принести тебе книгу или что-нибудь, но… не получилось. – Мир, в котором были книги, уже почти стёрся из памяти, зато лица мёртвых стояли, и Ро не могла этого понять.
– Извини… что понадобилось так много времени. – Шай посмотрела на неё влажными покрасневшими глазами и сказала: – Скажи хоть что-нибудь, а?
– Я тебя ненавижу, – сказала Ро на языке Народа Дракона, чтобы Шай не поняла.
Темнокожий мужчина по имени Темпл печально посмотрел на неё и сказал на том же языке:
– Твоя сестра проделала долгий путь, чтобы найти тебя. Долгие месяцы она только о тебе и думала.
Ро сказала:
– У меня нет сестры. Скажи ей.
Темпл покачал головой.
– Сама скажи.
Всё это время старый северянин смотрел на них широко раскрытыми глазами, но эти глаза глядели сквозь неё, словно он видел что-то ужасное вдалеке. Ро вспоминала, как он стоял перед ней с той дьявольской улыбкой, и как отец отдал жизнь за неё, и удивлялась, кто этот молчаливый убийца, который выглядит так похоже на Ягнёнка. Когда порез на его лице начал кровоточить, Савиан присел рядом с ним, чтобы зашить рану, и сказал:
– В конце концов, никакие они не демоны, этот Народ Дракона.
Человек, который выглядел как Ягнёнок, не дёрнулся, когда иголка проткнула его кожу.
– Настоящих демонов приносишь с собой.
Лёжа в темноте, даже зажав пальцами уши, Ро постоянно слышала, как кричала Хирфак, когда её жгли на плите, и воздух казался сладким от запаха мяса. Даже закрыв руками глаза, она видела только грустное и благородное лицо Улстала, когда они столкнули его копьями с обрыва, и он упал без единого звука. Там, у подножья, лежали изломанные тела – хорошие люди, с которыми она веселилась, каждый по-своему мудрый. Все они стали бесполезным мясом, и Ро никак не могла принять потерю. Казалось бы, надо всем сердцем ненавидеть этих Чужаков, но каким-то образом она лишь оцепенела и ссохлась изнутри, и стала такой же мёртвой, как её семья, сброшенная с утёса, как её отец с разрубленной головой, как Галли, качающийся на дереве.
Следующим утром пропало несколько человек, а с ними золото и продукты. Одни говорили, что они дезертировали, другие – что их заманили призраки в ночи, а третьи – что их преследуют выжившие из Народа Дракона, желая отомстить. Пока они спорили, Ро посмотрела назад, на Ашранк. Над горой в бледно-голубом небе по-прежнему висел столб дыма, и Ро показалось, что её снова украли из дома. Она сунула пальцы под робу и вцепилась в холодившую кожу чешуйку дракона, подаренную отцом.
Рядом на камне стояла старая женщина-дух и хмурилась.
– Слишком долго смотреть назад – плохая примета, девочка, – сказал человек с белой бородой по имени Свит. Хотя Ро полагала, что старухе по меньшей мере лет пятьдесят, и среди её перевязанных тряпкой седин осталось лишь несколько светлых волос.
– Это не так приятно, как я думала.
– Когда полжизни мечтаешь о чём-то, воплощение мечты редко оправдывает надежды.
Ро увидела, как Шай посмотрела на неё, затем опустила глаза, выпятила губу и сплюнула через щель между зубами. Тогда пришли незваные воспоминания о том, как Шай и Галли устроили состязание по плевкам в горшок, как Ро смеялась, и Пит смеялся, а Ягнёнок смотрел и улыбался. Ро почувствовала боль в груди и отвела взгляд, сама не зная почему.
– Возможно, деньги принесут радость, – говорил Свит.
Старая женщина-дух покачала головой.
– Богатый дурак остаётся дураком. Вот увидишь.
Устав ждать пропавших друзей, люди пошли дальше. Открывали бутылки, напивались и шли всё медленнее. Под тяжестью награбленного, изнывая от жары, они тащились по обломкам камней. Они мучились и чертыхались под тяжёлой ношей, словно золото для них было ценнее собственных тел и жизней. Но всё равно они оставляли за собой ставшие ненужными побрякушки, которые блестели, как следы слизня. Иногда кто-нибудь позади подбирал их – лишь для того, чтобы выбросить через милю. Ночью снова пропали продукты и вода, и все переругались из-за того, что осталось. Ломоть хлеба отдавали за вес золота, а потом в десять раз дороже. Драгоценные камни меняли на фляжку спиртного. Один человек убил другого за яблоко, и Коска приказал его повесить. Они оставили тело позади, и оно покачивалось, позвякивая серебряными цепочками на шее.
– Нужно соблюдать дисциплину! – говорил Коска каждому, пьяно качаясь в седле своей неказистой лошадки.