Красная Страна

Она протянула руку, чтобы спустить тормоз, и едва не ткнулась в бороду северянина, с которым раньше чуть не столкнулся Ягнёнок. Северянин стоял прямо перед фургоном, словно пытался вспомнить что-то смутное – брови кверху, большие пальцы заткнуты за ремень, рядом с крупной, простой рукоятью меча. Грубый тип, неровный шрам от глаза через всю редкую бородёнку. Шай изобразила на лице милое выражение и достала нож, повернув лезвием так, чтобы оно скрывалось за рукой. Лучше избежать неприятностей со сталью в руке, чем нарваться на них без стали.

Северянин сказал что-то на своём языке. Ягнёнок ещё сильнее ссутулился на своём сидении, даже не повернувшись взглянуть. Северянин заговорил снова. Ягнёнок проворчал что-то в ответ, затем дёрнул поводья, фургон покатился, и Шай закачалась на трясущихся колесах. Она бросила быстрый взгляд через плечо, когда они проехали немного по улице, изрезанной колеями. Северянин всё ещё стоял в клубах пыли, хмуро глядя им вслед.

– Чего он хотел?

– Ничего.

Она убрала кинжал в ножны, положила ногу на перила и откинулась, надвинув шляпу пониже, чтобы заходящее солнце не светило в глаза.

– Да уж, в мире полно странных людей. Если тратить время, беспокоясь, что там у них в голове, то всю жизнь будешь беспокоиться.

Ягнёнок ссутулился ниже обычного, словно хотел спрятаться в своей груди.

Шай фыркнула.

– Какой же ты чёртов трус.

Он искоса посмотрел на неё и отвернулся:

– Бывают люди и похуже.

***

Они смеялись, когда с грохотом перевалили через холм, и перед ними открылась неглубокая маленькая долина. Ягнёнок что-то сказал. Он оживился, стоило выехать из города – как обычно. В толпе он всегда тушевался.

От этого и Шай повеселела. Они поднимались по дороге, которую, впрочем, и дорогой-то было сложно назвать – всего лишь две исчезающие линии в высокой траве. В юности Шай прошла чёрные времена. Беспросветно чёрные, когда она думала, что её убьют под открытым небом и оставят гнить. Или поймают, повесят и не похоронят, а выбросят на корм собакам. Не раз посреди ночи, вспотев от страха, она клялась благодарить каждый миг своей жизни, если судьба даст ей шанс снова проехать этой неприметной дорогой. Сейчас вечная признательность не очень-то возникала, но таковы уж обещания. Шай всё равно чувствовала себя немного легче, когда фургон ехал домой.

Потом они увидели ферму, и смех застрял в её горле. Они сидели молча, а ветер шелестел в траве вокруг них. Шай не могла дышать, не могла говорить, не могла думать, по венам потекла ледяная вода. Потом она спрыгнула с фургона и побежала.

– Шай! – заорал позади Ягнёнок, но она почти ничего не слышала, кроме своего хриплого дыхания. Она скатилась с холма, вокруг мелькали земля и небо. По стерне сжатого неделю назад поля. Через уроненный забор, по втоптанным в грязь куриным перьям.

Она добежала до двора – до того, что раньше было двором – и беспомощно остановилась. От дома остались лишь мёртвые обуглившиеся брёвна, да мусор, и стоял только шатающийся дымоход. Никакого дыма. Должно быть, пару дней назад прошел дождь и потушил пожар. Но всё сгорело. Шай обежала почерневшие развалины сарая, всхлипывая при каждом вздохе.

Галли висел на большом дереве за домом. Они повесили его над могилой её матери и свалили надгробие. Истыкали его стрелами. Дюжиной, а может, больше.

Шай почувствовала, будто её пнули под дых. Она согнулась, обхватила себя руками, застонала, и вместе с ней застонало дерево, листья которого тряхнул ветер, немного качнув тело Галли. Старый безобидный бедолага. Он окликнул её, когда они отъезжали на фургоне. Сказал, что волноваться нечего, за детьми он присмотрит. Она рассмеялась и ответила, что волноваться и впрямь не нужно, поскольку дети присмотрят за ним.

Шай ничего не видела – глаза болели, ветер их жалил, – и всё крепче обхватывала себя руками, внезапно почувствовав такой холод, от которого ничто не могло её согреть.

Она услышала топот – это грохотал сапогами Ягнёнок, всё медленнее и медленнее, пока не остановился возле неё.

– Где дети?

Они перекопали весь дом и сарай. Сначала медленно, размеренно и оцепенело. Ягнёнок раскидывал обуглившиеся брёвна, а Шай копалась в золе, не сомневаясь, что отыщет кости Пита и Ро. Но в доме их не было. Как и в сарае. И во дворе. Потом, всё яростней, безумнее, сдерживая страх и надежду, она металась по траве и рылась в мусоре, но нашла от брата и сестры лишь обуглившуюся игрушечную лошадку, которую Ягнёнок выстрогал Питу много лет назад, да обгоревшие страницы каких-то книг Ро. Шай разжала пальцы, и листки улетели.

Дети исчезли.

Она стояла, глядя на ветер, прижав ободранную руку ко рту, и тяжело дышала. С одной лишь мыслью.

– Их похитили, – прохрипела она.

Ягнёнок только кивнул. Его седые волосы и борода были перепачканы сажей.

– Зачем?

– Я не знаю.

Шай вытерла об рубашку почерневшие руки и сжала в кулаки.

– Надо их вернуть.

– Ага.