Красная Страна

Спотыкаясь, снова дошел до переднего окна, натянул тетиву, увидел двух мужиков, спешащих к двери, застрелил одного в лицо, и ноги того подкосились. Другой затормозил и поспешно отбежал в сторону. Стрелы застучали по фасаду здания, когда Савиан увернулся.

Треск, и ставни в заднем окне распахнулись, показывая квадрат ночного неба. Савиан увидел руку на подоконнике, выпустил лук из рук и схватил, пробегая, булаву, качая ее низко и быстро, чтобы не попасть по стропилам, и ударил ей по голове в шлеме, когда та показалась, отправив кого-то падать в ночь.

Он повернулся, в окне появилась черная фигура – человек скользнул в мансарду, с ножом в зубах. Савиан прыгнул на него, но рукоять булавы отскочила от его плеча, и они схватились, боролись и рычали друг на друга. Савиан почувствовал жжение в кишках, отступил к стене, потянулся к ножу на поясе. Он видел половину рычащего лица наемника, освещенного огнем, и ударил по ней, взрезая ее, черная плоть свисала с головы, когда тот спотыкаясь метался по мансарде. Савиан бросился ему наперерез, упал на него, утащил вниз и ударил, кашлянул и бил, пока тот не прекратил двигаться; он стоял на коленях на нем, каждый кашель отзывался болью в раненных кишках.

Внизу раздался булькающий крик, и Савиан услышал, как кто-то визжит: "Нет! Нет! Нет!", отчаянный плач, и услышал ворчание Ламба: "Да, уебок!". Два тяжелых удара, затем долгая тишина.

Ламб внизу издал что-то типа стона, потом снова грохот, словно он кого-то пинал.

– Ты как? – крикнул он, его собственный голос звучал тяжело и странно.

– Все еще дышу! – донесся голос Ламба, еще более странный. – Ты?

– Подцепил царапину. – Савиан убрал руку от татуированного живота, кровь там блестела черным. Много крови.

Он хотел бы последний раз поговорить с Корлин. Сказать ей все те вещи, о которых думаешь, но никогда не говоришь, потому что их тяжело сказать, и после еще будет время. Как горд он был тем, кем она стала. Как бы гордилась ее мать. Продолжать бой. Он поморщился. Или, может быть, сдать бой, ведь жизнь лишь одна, и разве хочется, оглянувшись, видеть только кровь на руках?

Но было поздно говорить ей что-то. Он выбрал путь, и здесь он заканчивался. Они устроили неплохое представление, как все говорили. Что-то хорошее, что-то плохое, гордость и стыд, как у большинства. Он, кашляя, прополз вперед, взял один из арбалетов и начал натягивать тетиву клейкими от крови руками. Чертовы руки. Нет в них силы, которая была когда-то.

Он встал перед окном, люди там все еще двигались, и лачуга, в которую он швырнул лампу, теперь была объята ревущим пламенем, и он заорал в ночь.

– Это все на что вы способны?

– К несчастью для вас, – донесся голос Коски, – нет!

Что-то заискрилось и зашипело в темноте, и последовала вспышка, как днем.

Раздался шум, подобный голосу Бога, который, как говорят писания, сровнял дерзкий город Немай одним лишь шепотом. Джубаир убрал руки от ушей, в них все еще звенело, и покосился на форт, когда удушающий дым начал рассеиваться.

Зданию был причинен большой ущерб. Были дыры размером с палец, и с кулак, и с голову, разрушившие стены нижнего этажа. Половина верхнего этажа покинула мир, расщепленные доски тлели, три расколотых балки все еще цеплялись друг за друга в одном углу, как напоминание о форме, которая была раньше. Потом раздался треск, и половина крыши упала, куски дранки застучали по земле.

– Впечатляет, – сказал Брачио.

– Запряженная молния, – прошептал Джубаир, хмуро глядя на латунную трубу. Она почти соскочила со своего лафета от силы взрыва, и сейчас косо стояла на нем, дым все еще мягко выходил из ее почерневшего жерла. – Такая мощь должна принадлежать лишь Богу.

Он почувствовал руку Коски на плече.

– И все же Он дает ее нам взаймы, чтобы мы сделали Его работу. Возьмите людей туда и найдите двух этих ублюдков.

– Контус мне нужен живым! – бросил Лорсен.

– Если это возможно. – Старик наклонился ближе, чтобы прошептать. – Но мертвым тоже хорошо.

Джубаир кивнул. Он уже давно пришел к выводу, что Бог иногда говорит устами Никомо Коски. Непривлекательный пророк, как кто-то мог бы сказать, – вероломный, попирающий законы, розовый пьяница, который за всю его длинную жизнь не произносил слова молитвы – но с первого взгляда, как Джубаир увидел его в битве, и понял, что тот не ведает страха, он чувствовал в нем осколок божественного. Определенно, он ходил в тени Бога, как Пророк Кхалюль, который прошел сквозь дождь стрел с одной лишь верой, защищающей его, и вышел нетронутым, и таким образом заставил императора гурков дать обещание и смириться перед Всемогущим.

– Вы трое, – сказал он, указав пальцем на людей, – по моему сигналу идите в дверь. Вы трое, идите со мной.

Один из них, северянин, потряс головой, его глаза были круглыми, как полная луна.

– Это… он, – прошептал он.

– Он?

– Д… д…, – и в мертвой тишине зажал средний палец левой руки.

Джубаир фыркнул.