Ему казалось, что в комнате всё лежит не так и не там. Он подвинул чайник, кофе-машину, поправил гардину, бросил пульт от телевизора на кровать, повернул кресло. Кровать подтолкнул поближе к прикроватной тумбочке. Что-то между спинкой кровати и стеной сорвалось и шлёпнулось на пол. Он сначала подумал, что забросил туда пульт от телевизора, но пульт лежал на кровати. Отодвинул тумбочку и заглянул под кровать. Коричневое портмоне! Тот самый злосчастный хранитель его купюр, которые могли бы обеспечить желанный отдых! В нём все деньги и банковская карта!
В аэропорту к Артёму в очередь на регистрацию пассажиров пристроилась Катя:
– Привет! Как отдохнул?
– Нормально, – выдавил он из себя.
– А я классно! Даже возвращаться неохота.
В самолёте она оказалась в соседнем кресле.
– Судьба нас сводит, – сказала, когда рассовали ручную кладь и расселись. – Продолжим знакомство в Москве. Я свободна, без мужчины и детей. А ты?
Артём, вспомнив слова Наташи: «Не приезжай! Развод!», сначала помолчал, а потом ответил:
– Не знаю.
Она улыбнулась и полезла в сумочку:
– Значит, свободен, если не знаешь. Держи мою визитку, звони, встретимся.
Артём неуверенно взял. Рядом с ним была ничем не обременённая женщина, любительница путешествий, и он мог бы с ней посетить разные страны, но он не видел себя рядом с ней в завтрашнем дне. Он представил себя свободным. И сразу повеяло пустотой, безбрежной и холодной, а он, как оторванный листок, летел, гонимый ветром неизвестно куда. Закрыл глаза, дремал или мечтал, видел, как с двух сторон к нему тянутся маленькие пухленькие ручонки Саши и Даши.
В Шереметьево выбросил Катину визитку.
Таня Мороз
Удар
Аннет, как гостье, выделили самые тёплые и просторные комнаты – над кухней. Комнат было три, отделённых от остального дома широким коридором и дубовыми дверьми. Однако Аннет считала, что они отвратительны. Привезённые с собой бесчисленные наряды, белье, казалось, сразу же провоняли вываренными для холодца костями. Прежде чем покинуть комнаты и спуститься вниз, Аннет сверху донизу заливала себя дорогими духами, запрещая служанке приблизиться, чтобы поправить ей волосы или одёрнуть подол платья. Когда она подносила к носу затянутую в перчатку руку, ей чудилось, что та источает запах растопленного в печи сала.
Желание попросить переселения в другие комнаты разбивалось об её природную и какую-то даже болезненную высокомерность. Это просто не могло быть произнесено вслух! Прослыть барышней, пропахшей куриными потрохами, Аннет не желала. Служанка, уставшая от бесконечного перестирывания и проветривания белья и посмевшая заикнуться о смене комнат, была немедленно ею уволена. Терпеть это казавшееся надуманным и раздутое до невероятных размеров обстоятельство Аннет вынуждало чувство, родившееся из ничего. Именно это чувство, причиняющее невозможные, необъяснимые разумом страдания, вынудило её решиться приехать в гости. Не одобренный папенькой и вызвавший его недовольство, этот визит, однако, очень обрадовал сестру – особу, незаслуженно получившую всё и, как считала Аннет, укравшую у неё Владимира. Сестра, старше её на полтора года, отяжелевшая третьей по счёту беременностью, неимоверно раздражала Аннет. Её показная покорность, потакание избалованным детям, её принятие всех и вся! Нет, сестра попросту не заслуживает свалившегося на неё счастья! Владимир, казалось, не замечал в своей жене никаких изъянов. Смирялся, считала Аннет.