Красная строка. Коллективный сборник №2

В тот вечер она наблюдала из окна спальни за треснувшим электрическим столбом с обвисшими, словно вывалившиеся из тарелки макароны, проводами. Апофеозом собиравшихся целый день грозовых облаков послужил страшный удар молнии. Поместье мгновенно погрузилось в мрак преждевременно наступившей ночи, перепугав всех домочадцев. Однако искрящийся толстый провод отчего то не вверг Аннет в шок, не заставил в ужасе замереть, нет! Это происшествие, наоборот, послужило катализатором, спусковым механизмом ружья, до этого мирно висевшего на стене. Владимир один в кабинете! Это именно тот единственный шанс объясниться! Она, Аннет, во сто крат лучше сестры, моложе, красивее! Возникшие из ниоткуда мысли заставили её излишне резко подхватить подол платья и стремительно выбежать в коридор. Аннет, заглушая голос разума, призывавшего её немедленно воротиться и, вставши на колени под образами, истово вымаливать прощения у Пресвятой Богородицы, кралась в полумраке, как воровка, как настоящая преступница. Ни страх свернуть себе шею в кромешной тьме плохо изученных ею коридоров, ни стыд быть застигнутой сестрой или слугами, ничто не могло заставить её повернуть обратно.

Запыхавшаяся Аннет решительно распахнула дверь кабинета. Огонёк тлеющей сигары в глубине комнаты она увидела сразу, он послужил ей маячком. Запах одеколона, борющейся с едва заметным запахом мужского пота, раздражал её аристократический нюх. К нему примешивался тянущийся из кухни аромат булочек, щедро присыпанных корицей, и поданного на ужин супа. Мысленно отгоняя все остальные запахи, Аннет, как лишённая последнего рассудка сука, внюхивалась в запах ваксы его начищенных ботинок. Стараясь не споткнуться и не задеть локтем одну из фарфоровых статуэток, хаотично расставленных по всей комнате, она пробиралась к искорке света. Аннет придерживала подол юбки и вытягивала вперед носок туфли, ощупывая пространство перед собой, и, лишь почувствовав опору и равновесие, ставила на пол вторую ногу.

– Месье, вы не могли бы подать мне руку? – взмолилась она. – Тут так темно, а я ещё плохо ориентируюсь в комнатах… Поль играл тут перед обедом, расставил фарфор из буфета и библиотеки. – Только что мелькавший перед ней огонёк сигары был безжалостно потушен, и комната окончательно погрузилась во мрак.

– Ну же, не будьте так холодны ко мне! Я ничего не вижу… Месье…

Аннет, пытаясь усмирить своё шумное дыхание, приоткрыла рот и вдохнула терпкий аромат мужского одеколона. От волнения капля липкого пота с затылка покатилась за ворот платья, защекотала спину, заставив передёрнуть узкими плечами. Сделав ещё пару осторожных шагов и оказавшись в самом тёмном углу зала, Аннет неожиданно упёрлась в крупное колено Владимира. Мысль быть непонятой или отвергнутой им заставила Аннет в нерешительности замереть. Она никак не могла придумать фразу, с которой можно было начать этот сложный разговор, когда Владимир мягко придержал её за локоть властной рукой, не дав упасть.

– Право, здесь достаточно светло, отчего вы так беспомощны, Аннет? Поднимите глаза к окну, луна нынче полная! Посмотрите же!

Она как в бреду обернулась. Действительно, полная луна давала достаточно света, чтобы разглядеть молочные шторы и силуэт китайской вазы на подоконнике. Увядшая роза откидывала длинную раздвоенную тень. В этот момент Владимир ловко переставил колени, зажав Аннет в плотные тиски, его ладони легли ей на бедра, смяв шелк платья и нижние юбки. Неторопливо и оттого совершенно уверенно они поднялись выше, подол потянулся следом, оголив белоснежную полоску кожи у края чулок. Она будто умерла, послушно застыла, отдавшись его властным рукам. Не чувствуя сопротивления или приняв его за согласие, пальцы, на секунду запутавшись в подвязках, с треском разорвали их. Чулки, лишённые поддержки, бесшумно скатились к туфлям. Притянув Аннет к себе, словно безвольную куклу, Владимир по-хозяйски сжал два упругих полушария и ощупал их, будто булочник тесто. Её кожа под его шершавыми ладонями вмиг покрылась нервными мурашками и задрожала. Грудь, жаждущая поцелуя, вынудила Аннет выгнуть спину ему навстречу, но руки её продолжали висеть плетьми. Она не смела поднять их, прикоснуться к Владимиру, такому далёкому, такому недоступному для неё. Застыв в совершенном безумии, позволяя творить с собой всё, что ему заблагорассудится, Аннет не дышала, забыв, как это делается, и этим своим неучастием, как бы выгораживала, оправдывала себя. Будто вовсе и не она пришла сюда, а он, он сам, посмел прикоснуться к ней – к деве, судьбой предназначенной другому.

– Повернись! – окрик заставил Аннет распахнуть глаза и с шумом втянуть в себя воздух.