После обеда я ежедневно отправлялся на прогулку – медленным шагом, как велел врач, топтал полуторакилометровую петлю вокруг пруда, благо к этому времени дорогу там уже успевали расчистить трактором. На всей территории санатория курение запрещено, а курильщики, которых было не много, что вполне понятно после перенесённых сердечных недугов, выходили через проходную на улицу. К ужасу своему среди них я заметил сегодня и нашего Ивана. Я направился к курильщикам.
– Иван! – крикнул я из-за забора. – Зачем ты куришь?
Он повертел головой, определяя, кто его зовёт.
– Ваня, давай лучше пройдемся.
Он увидел меня, кинул тут же бычок и виновато, как застуканный школяр, улыбнулся.
– Никак не могу бросить… – он подошёл ко мне. – До инфаркта-то курил по две, а то и три пачки в день…
Мы неторопливо направились к пруду.
– Ты с ума сошёл! Три пачки в день… это надо одну сигарету от другой весь день прикуривать, – недоумевал я.
Иван долго молчал; тишину иногда нарушало падение снежной шапки, которая всё росла и росла на зелёной еловой лапе и вдруг слетала комом вниз, глухо плюхая в сугроб; откуда-то сверху слышался тоненький свист невидимой птахи.
– Как же здесь хорошо! – Иван первым нарушил молчание. – Непривычно…
– Да, очень хорошо, – согласился и я. – А ты кем работаешь?
– Автослесарь… машины битые на запчасти разбираем.
– Это бизнес нынче. Кормит?
– На жизнь хватает, – он улыбнулся.
– Женат?
– Да, десять лет уже.
– А жена, чем занимается? – продолжал я «допрос».
– Цветами торгует.
Мы вышагивали по скрипящему снегу некоторое время опять молча. Потом Иван начал рассказывать.
– Жена у меня родом из-под Донецка, из села. И я с ними жил, у них дом свой, хозяйство… Утки там, гуси, кабанчика держали, ну и корова, овечки… Хорошо жили. Пока не началось. Обстрелы эти… К нам прямо в огород дважды прилетало… Не знаю, как хата уцелела… А тёщу с тестем…
Иван махнул рукой, замолчал и полез в карман за сигаретами.
– Послушай, нельзя здесь курить. Увидят – штраф пять тысяч! Не рассказывай ничего, не вспоминай. Понял я…
Во льду пруда с помощью постоянно бьющей струи поддерживалась незамерзающая широкая полынья, сделанная для того, чтобы рыбы не задохнулись подо льдом. По белому краю полыньи важно, как начальник, шествовал чёрный ворон; иногда он подходил к самому краю и что-то внимательно, то одним, то другим глазом, высматривал в тёмной воде.
– Вон гляди, ворон, рыб, наверно, пересчитывает, – я старался отвлечь Ивана от воспоминаний.
– Ну! Начальник, за порядком следит, – улыбнулся он.
Мы сделали полуторакилометровый круг, потом отряхнули друг друга от снега и вернулись в тёплое, уютное помещение. В холле, рядом с буфетом сидел баянист и наигрывал хиты советских лет. Несколько человек, расположившись на диване, с удовольствием ему подпевали:
– Ни-слышныыыы-фсаду-дажи-шооороохиии…
Среди поющих я заметил и лысого собеседника милой «Софи», но её самой здесь не было. Лысый же вёл песню красивым баритоном.
– Фсёоо-сдесь-зааамерлооо-дааутраааа…
– Весело у вас тут, – сказал Иван, снимая и стряхивая вязаную шапочку.
– Выздоравливают люди, слава Богу! Ну, спасибо за компанию, увидимся за ужином, – попрощался я.
К ужину Иван опоздал. Как потом выяснилось, он после прогулки крепко заснул и проспал несколько часов. Милая Софи была на месте и как всегда оживлённо что-то рассказывала своему Лысому. За день кудряшки на голове распрямились, и она собрала волосы в два задорных хвостика. Говоря, она обращалась только к Лысому, как будто рядом не сидели ещё двое. Нет, нет, только ему блестели глаза её, только ему – улыбка чуть припухших губ, только ему – трепет хвостиков. Оба соседа, тощая мрачная дама и мужчина с интеллигентной бородкой, молча уткнулись в свои тарелки. Может быть их смущало то, что оказались они вдруг невольными свидетелями чужого… счастья? Наконец, пришёл и наш Иван.
– Эх, вы уже заканчиваете… А я так заснул, так заснул… как давно не спал, – оправдывался он за опоздание.
– Сон лучшее лекарство. Ешь, не спеши. Тут никто никого не торопит и не гонит. Не остыло ещё?
– Нет, нет, тёплое. Я ведь первое время, как вернулся, вообще не мог спать.
– А как ты туда попал-то? – задал вопрос сосед, которого я про себя называл «пыль индийских дорог».