– Лысый месяц назад загремел с инфарктом, но обошлось, выкарабкался, стент вставили. Он местный, москвич, а она из Питера.
– А вы обратили внимание, что она очень похожа на актрису Елену Соловей?
– Пожалуй, вы правы. Но он-то совсем не… Мишель, так кажется звали героя фильма, мямлю этого… Наш-то совсем не мямля, я бы сказал – орёл! Очень жизнелюбив и активен.
– А сегодня куда он делся?
– Поехал домой к семье.
– То-то я смотрю за ужином она сидела никакая.
– Обиделась. Она же из Питера приехала, всё бросила, беспокоилась за него, хотела эти дни провести вместе. В воскресенье вечером ей уезжать.
Мы подошли к номеру Андрея Васильевича и, пожелав друг другу спокойной ночи, расстались. Я спустился на первый этаж и, проходя через холл, заметил, что Софи всё еще сидела в уголке с айфоном. Я замедлил шаги. Лицо её было освещено синеватым, фосфорным светом, глаза блестели, и слышался детский голосок: «Бабушка, бабушка, хочешь я тебе стишок расскажу, нам в школе задали, и я уже выучил!» – «Только, чур, не подглядывать! – отвечала Софи, – ну, давай, слушаю…»
Звонкий голосок мальчика зазвучал в её руках: «Снежок порхает, кружится, на улице бело. И превратились лужицы в холодное стекло… Стекло… ну это… как же там? А! вспомнил, – где летом пели зяблики, сегодня – посмотри! – как розовые яблоки, на ветках снегири…» Я обернулся и показал большой палец вверх. Софи, улыбнувшись, кивнула…
За завтраком в воскресенье Лысый сидел на своём месте. Софи в этот день была особенно красива, но… молчалива. Лысый болтал, не смолкая. Я, конечно, не слышал о чём он витийствовал, но догадывался, что, скорее всего, оправдывался. Из-за стола Софи встала первой и направилась царственной, насколько позволял её рост, походкой к выходу. Лысый, этот два дня назад гордый лось, семенил за нею, склонив голову и продолжая что-то говорить. Мы с Андреем Васильевичем переглянулись – он развёл руками и чуть приопустил уголки губ, я покачал головой, а тощая, мрачная женщина обернулась паре вслед.
К вечеру началась настоящая метель. Я сидел в номере у окна и смотрел, как снежные космы кружились вокруг фонаря и почти затмевали электрический свет, потом увидел, как к проходной подъехало жёлтое такси, и по дорожке к нему направились двое – крупный мужчина в распахнутой куртке и под руку с ним маленькая женщина в шубке с дорожным чемоданчиком на колёсиках. Он открыл перед ней дверцу, а сам сел с другой стороны. Через минуту машина исчезла в снежной заверти. «Не опоздали бы к поезду», – подумалось мне.
Я включил телевизор – на экране мелькал кадрами какой-то бесконечный сериал, где человечки стреляли, дрались, целовались, лежали в постели, изображая как бы жизнь. Время от времени я задрёмывал, потом просыпался, смотрел на экран, где длилось то же действо – стреляли, дрались, целовались, лежали в постели. Сознание опять на время отключалось, но никак не отпускало в сон. Вдобавок у телевизора не было выносного пульта, и, чтобы выключить, или переключить на другую программу, пришлось бы вставать; но в конце концов я всё-таки пересилил себя: встал и вырубил ящик, а посмотрев на часы, понял, что в полусне провёл несколько часов. «Нет, нужно стряхнуть с себя этот морок, иначе не заснуть, – подумал и решил прогуляться, – надо освежить голову, напитать сердце кислородом».
Преодолевая долгий коридор, в закутке с дверью на балкон, я увидел Лысого. Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку глубокого кресла, в куртке и серой, тёплой кепке с модной пуговкой на макушке. «Неужто ему плохо?!» – пронеслось в голове. Я подошёл и тронул его плечо.
– С вами всё в порядке? Послушайте, может позвать сестру?
Он медленно приоткрыл глаза.
– Спасибо… нет… ничего, отойдёт…
– Вы успели к поезду? – задал я вопрос, не подумав, что вопрос-то бестактен.
– К сожалению… – тихо ответил Лысый и опять закрыл глаза, показывая, что разговор окончен, и продолжения не будет.
Я вышел на улицу. Ветер стих, метель улеглась, а снег не перестал, но падал и падал с тёмного, ночного неба крупными хлопьями. Он кутал деревья в белые шубы и набекренивал белые шапки. У пруда я заметил одинокую фигуру. Подумав, что вот кому-то тоже не спится, а гулять лучше на пару, я потопал навстречу и не удивился, когда, подойдя ближе, узнал в пешеходе Ивана.
– Не спится, Вань?
– Да, я теперь, когда хочу курить, выхожу просто на улицу и гуляю…
– Молодец! – похвалил я.
– Меньше стал курить, всё время сокращаю. Но полпачки в день ещё смолю.
–Надо совсем бросить, чего сердце-то с этих лет сажать… У тебя ещё всё впереди.
– Кто его знает, что там впереди-то… Может опять какая-нибудь заваруха?
Мы остановились на берегу пруда, в чёрной полынье отражалось здание санатория с редко освещёнными окнами.
– Смотрите, будто корабль в океане, – Иван указывал рукой на отражение здания в воде и, помолчав, добавил: – «Титаник».
– Не дай Бог, чтобы «Титаник»!
А мне подумалось: «Нет, наш корабль, собравший на борт выживших, плывёт. Он преодолеет тьму снежного хаоса, ужас войны, пожары, свидания и разлуки… Корабль держит курс, о котором знает лишь Капитан…»