Красная строка. Сборник 3

После «собственно рассказов» следует небольшой раздел, удачно названный автором «Почти мемуары» (числом «три», и это тот жанр, что я люблю больше всего), потом раздел «Миниатюры» (семь штук, тоже очень интересные, остроумные, разноплановые) и наконец, раздел «НЕ сказки» – «несказок» пять. Три, семь, пять – всё «мистические» числа. Но дело, наверное, не в этом, а в том, что устройство сборника очень гармонично. Сразу сознаюсь, что меньше всего мне понравилась первая «несказка» «Живительный источник» о благородном водителе автобуса, который любил всех пассажиров, а особенно старушек. Может быть, здесь виновата я сама – во-первых, я не люблю и не понимаю сказки, а во-вторых, после прочтения рассказов не была настроена ни на «сказки», ни на «несказки», и мне очень хотелось, чтобы такой замечательный герой как этот водитель был не в сказке, а в действительности (и любил бы меня, старушку). Пожалуй, это единственное произведение в книге, которое показалось мне неоправданно растянутым и скучным, да и еще и лишенным неожиданной эффектной концовки (я с первых строк знала, что «всё будет хорошо»). А ведь неожиданное завершение свойственно всем остальным произведениям Нины Шамариной. «Живительный источник», на мой взгляд, единственное исключение. Остальные «несказки» очень хороши, написаны с юмором, это умные, добрые и грустные сказки для взрослых, скорее, притчи.

И теперь о главном, чем меня восхищает проза Нины Шамариной. Люди, образы героев, они на редкость живые, и все – на этот раз без исключения! – вызывают сочувствие. С каким восторгом читала я рассказ «Розовая шапочка»! Не рассказ, а неспешное повествование о первой любви каменщика Сергея, но тем удивительнее и неожиданней оказалась развязка неторопливой повести. Я сочувствовала этому благородному парню (той же рыцарской когорты, что и водитель автобуса из «Живительного источника»), сокрушалась о его нелепо сложившейся судьбе… Думала: только в баснословные семидесятые и только в нашей стране могли жить такие мужчины, честные, чистые, ответственные… И не в городе, тем более не в Москве, уже тогда заметно развращённой, а только в деревне. Но вот читаю рассказ «Полнолуние» – герой его, кажется, мог бы быть одноклассником Сергея, тоже деревенский парень, без «высшего», вот только профессия другая. Если Сергей – каменщик, строитель, созидатель, то Борис смолоду возит на персональных «Волгах» всякое начальство и, наверное, поэтому весьма осторожен. «Осторожничанье» незаметно выливается в подлость, но герой этого не сознаёт, задавая вечный вопрос обиженных на судьбу: «За что мне это?» Но и ему невольно сочувствуешь. И как же интересно читать и об одном человеке, и о другом! И как хочется, чтобы рассказы были подлиннее, чтобы читать ещё и ещё, и размышлять о человеческих судьбах, и додумывать, продолжая их путь, и так без конца…

Нет, я всё-таки ошиблась! Есть и ещё одно исключение, когда сама автор помешала мне посочувствовать героине и продолжать с ней жить, после того как в рассказе была поставлена точка. Рассказ «Семь дней после Даши». Умирает некая Даша, оставляя двух новорожденных девочек. Героиня Екатерина возится с младенцами, организует похороны, мучится, переживает, но я не испытываю к ней никакого сочувствия, потому что подозреваю подвох: кто эта Даша? Кем она приходится Екатерине? Подруга, сестра, соседка? Почему Екатерина осталась одна с младенцами? Где органы опеки?! Где медики?! Разве можно тащить младенцев меньше недели от роду с собой на кладбище или, наоборот, оставлять одних?! Почему так непросто выбирается место упокоения Даши? Почему похоронить вдруг оказывается «недорого»? Эти несообразности и загадки не дают мне возможности сострадать, меня мучит один вопрос: кто эта Даша? И когда в конце выясняется, что она – кошка, я разочаровываюсь и даже обижаюсь на автора! Особенно потому, что животных очень люблю, и мне приходилось хоронить двух стареньких котов (мне тогда было не до шуток и розыгрышей). Да и прием, мягко говоря, не нов. Уж сколько подобных рассказов было! Например, у В. Пелевина некий Зигмунд, сидящий в венском кафе и многозначительно изрекающий время от времени одно слово. Читатель убежден, что это сам Зигмунд Фрейд, а оказывается, что попугай! Вот если бы с самого начала было сказано, что Даша – кошечка, ах, как бы искренне я сопереживала!