Красная строка. Сборник 3

Когда перестал идти снег, гиацинтовый ара уже был мёртв. Сизый голубь так и не дождался ответа, пришлось сделать собственные выводы:

– Снег нельзя недооценивать, и в играх с ним, как обычно, нужно быть хитрее. А вслух произнёс:

– Тебе бы следовало остаться в клетке.

Голубь взлетел высоко в зимнее небо, решив быстрее позабыть странную синюю птицу, ведь впереди ещё слишком много разных игр, и сизый странник жаждал выйти из них победителем.

Анна Пименова

После нее

Старуха умерла в апреле, а сейчас конец октября.

Апрель пел свои песни влюбленным, с той силой весны, когда уже очевидно, что зима не вернется и влюбленным не нужно прятаться за воротниками пальто, в шали и шарфы. В те минуты, когда влюбленные счастливы до изнеможения, ее не стало среди живых.

Умерла в одиночестве. Некому было вызвать скорую помощь, некому плакать у гроба, некому справлять поминки. Соседи повздыхали, но решили, что так и правильнее. Зато своей смертью.

Не доставайся же ты никому, имущество недвижимое и движимое. Государству, пусть всё государству, оно распределит. Половина осядет в карманах чиновников, еще четверть – на разных уровнях государственной машины останется, но четверть до малообеспеченных, авось, дойдет. Пусть порадуются детишки, инвалиды и старики.

Ожидание скорой наживы, уверенность в себе и в своих силах, быстрота принятия решений – вот необходимые качества, чтобы «чистить» квартиру. Мужики свое дело знают. Вышвыривают с балкона откуда-то взявшиеся у старухи барные стулья, со словами: «Мы же с тобой откроем, в конце концов, свой бар»? Вышвырнули с балкона огромную корзину грецких орехов. Орехи стали прогорклыми. Выбрасывают не нужные никому старческие тряпки, скорее, уже тряпье.

За полтинник идут в ход книги, продаваемые через Авито. Собрания сочинений, на каждом из которых значилась цена около пяти советских рублей. То есть собрания сочинений не подорожали вовсе, а обесценились, приблизительно в сто раз.

Я забрала единственную иллюстрированную толстую большую книгу «Памятники архитектуры Средней Азии». И еще везде валялись медицинские бумаги, что-то непонятное, связанное с диабетом. А еще к мусоропроводу летела старая вязанка фотографий и писем. Но даже открывать их показалось в ту короткую минуту кощунством, преступлением перед ней, незнакомой мне старухой.

Муж так кричал о маразме сбора старья, и так стыдно было за всех нас, что вот так у нас умирают никому не нужные старики. Стыдно, что я не знала ее при жизни, не приезжала к ней, не навещала, не слушала бесконечно одинаковых рассказов о прошлом, жалоб, переживаний о том, что всем нужна только ее квартира. Не видела этих старческих глаз и рук. И теперь только по отдельным штрихам могу воображать ее жизнь.

Старость… Плохое зрение. В очках вдевает нитку в игольное ушко, чувствует перепады давления, знает теперь, что печень расположена справа и как она ощущается, когда болит. Еще у нее несахарный диабет. Его диагностировали в 20 лет. Несахарный диабет, кроме неудобств в питании, может вызывать и бесплодие, и это ее случай.

С мужем они жили тихо и счастливо. Ей так хорошо было просыпаться в его объятиях. Он был такой мягкий и горячий. Под утро ему без конца было жарко, и он скидывал одеяло, а ее сонную обнимал и руками, и ногами. Жили они так тихо, что муж не вынес этой тишины. Ездил все чаще к семейным друзьям, дарил подарки их крикунам, а потом и сам ушел к другой, которая родила ему одного за другим погодок. Видимо, ему было нелегко с ними, но он ей никогда не звонил. Наверно, новой жене бы это не понравилось, поэтому он не звонил.

Сказать, что она болезненно переживала развод, значит, не сказать ничего. Боль не проходила вообще. Боль была подобна дикому зверю, который как-то особенно изощренно поедал ее. Не всю, и не умерщвляя сразу, как в дикой природе. Зверь поедал ее крохотными, микроскопическими кусочками и постоянно. Единственным перерывом был сон. Казалось, что зверь засыпает вместе с ней. И они отдыхают друг от друга. Она набирается сил, а зверь переваривает съеденное. И так по кругу, день ото дня.

– Слава Богу, – думала она потом, – что в этот период я не потеряла работу.

На работе было живо, шумно. Коллектив общался по делу и нет, жужжали машины, трещали перфокарты. В рабочие дни, когда к ней подходили с разговорами сослуживцы, зверь, казалось, замирал, как бы оценивая силы, насколько опасен разговор для него. Но когда становилось ясно, что разговор ничего даже близко опасного для зверя не представляет, зверь опять брался за дело, а она слушала все рассеяннее, чувствуя боль.