Красная волчица

— Тетка Глаша, пошто долго худое помнишь? — заговорил Кайнача. — Много я думал. Худо сделал. Друга чуть не сгубил. Всю жизнь помнить буду. Теперь придет беда — пополам делить будем. Придет радость — тоже пополам делить будем. У Кайначи слово крепкое, как ствол лиственницы.

Кайнача сел.

— Правильно, парень, толкуешь, — поддержал его дед Корней. — Сплоховал малость, так с кем из нас греха не бывало. А охотник добрый. Я еще с его отцом белочить ходил. Так он меня два раза от смерти спасал, и Кайнача не подведет. На любого зверя с ним пойду, потому как он таежного корня человек. И уж ежели сказал слово, так тому и быть. — Дед Корней сел.

— Дайте мне сказать, — встал Кучум.

— Говори. — Степан скупо улыбнулся.

— Правильно тетя Глаша ругала Кайначу. И других эвенков ругать надо. Дмитрий и Степан шибко стараются для охотников. Зачем их обманули? Как теперь эвенкам верить? Другой Кердоля придет, опять спирт пить будете, соболей продавать. Совсем худо делаете.

— Не будем больше, Кучум, — угрюмо сказал Кайнача.

— Мы еще на родовом Совете говорить будем. А Кайначу в комсомол принять надо. Всю жизнь на Мотыкана работал. Теперь пусть новую жизнь строит. — Кучум сел.

— Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы принять в комсомол Кайначу, прошу голосовать. — Степан окинул взглядом зал. — Единогласно. Теперь обсуждаем заявление Василия. Кому слово дать?

— У меня вопрос к Василию, — встал Дмитрий. — Пусть обскажет, почему он в прошлом году пушнину Бокову сдал.

Василий встал и еле выдавил из себя.

— Сплоховал малость.

— Зятек Бокова. Как же тестю не помочь, — донесся чей-то голос.

— Напраслину несете на парня, — заступился дед Корней. — Промашка была. Так он потом голову под пули Кердоли подставлял.

— Верно говоришь, Корней Иванович, — поддержал Степан. — Василий — наш парень. Давайте голосовать.

Руки подняли все.

Приняли в комсомол и Дусю с Женей.

Из школы Василий шел с Ятокой и Кайначей. Кайнача расстегнул парку.

— Жарко? — улыбнулся Василий.

— Шибко жарко.

— Ты когда к нам приедешь? — спросила Ятока Василия.

— А вы что, уезжаете?

— Ехать надо. Олени голодные.

Глава VIII

Все дышало холодом: и земля, и небо, и горы. Покрылись куржаком деревья. Перемерзли речки. Дымились наледи. Максим шел в середине обоза. От мороза полушубок на нем хрустел на сгибах, точно был сшит из бересты. Фыркали лошади, скрипели полозья. За первым возом шагал Дмитрий с короткой кавалерийской винтовкой в руках. В серой парке из оленьего меха и длинных унтах Дмитрий казался совсем коротким. «Как обрубок», — подумал Максим. Позади послышался голос Василия:

— Но-о-о.

Максим оглянулся. Василий сидел на возу и курил. — На коленях лежало ружье.

Вот уже второй день обоз шел по колодистой лесной дороге. На первых и последних двух санях лежали мешки с рыбой, добытой товариществом «Красный охотник». На средних санях везли пушнину.

— Что бы ни случилось, Максим, а пушнину должны доставить в город, — сказал перед отъездом Степан.

— А если опять струшу?

— Кончай валять дурака. Не на игрище идете. Я говорю для того, что может всякое случиться. Кердоля наверняка давно нас поджидает. А стрелок он добрый.

Максим сжал в руках бердану. «Пусть попробует сунется, мы тоже чему-то научились в тайге».

Из лесу на дорогу прыжками выбежал Кайла и потрусил рядом с Максимом.

— Что, глубоковат снежок-то? — потрепал его Максим по загривку. — Весна придет, набегаешься.

Дорога-поднялась на седловину хребта и круто пошла вниз. Еще версты две-три — и зимовье Половинка. Тогда до Карска останется восемьдесят верст. Эта дорога почтовая. Каждую среду из Карска на Половинку приезжает — почтальон, его встречает ямщик из Матвеевки и везет с почтой дальше.

День клонился к вечеру. Солнце, теряя тепло и свет, медленно угасало. От деревьев на розовый снег упали широкие тени, в лесу сразу стало сумрачно. Мороз усилился. Зимовье выросло вдруг. Стояло оно у небольшого ключа среди редколесья. За ним виднелась сопка.

— Максим, затопляй печку и вари чай, — отдал приказание Дмитрий. — А мы с Василием коней распряжем. Не забудь занести хлеб: промерз он, топором не возьмешь.

В зимовье Максим первым делом зажег коптилку. Тусклый огонек осветил черные прокопченные стены. Вдоль них — широкие нары. И тут в нос ему ударил тонкий ароматный запах табака. Что это? Точно крапивой обожгла догадка. Максим выскочил из зимовья.

— Дмитрий!

— Ну что там стряслось?

— Кто-то там курил папиросы, — выпалил Максим.

— Не почудилось тебе? — спросил Василий.

— Да нет же.

Все трое вошли в зимовье. Запах папирос был слышен явно.

— Кто-то был перед нами. Распрягайте лошадей. Я посмотрю вокруг. — Дмитрий ушел по дороге в сторону ключа.

Василий с Максимом распрягли лошадей, привязали к деревьям, чтобы они немного остыли, а сами закурили. Винтовки держали наготове.

— Кого же тут черт носил? — гадал Максим.

— Добрый бы человек в зимовье был, не стал бы прятаться.

Вернулся Дмитрий.

— Банда Кердоли здесь, — сообщил он. — По дороге прошло пять оленьих упряжек. Значит, их пять человек. Были недавно. След у ключа потерялся. Как улетел.

— По наледи, наверное, ушли, — предположил Максим.